Бесчисленные телевизионные ток-шоу о многострадальной жизни молдавского гражданина редкими всполохами оживают, когда приходят в гости умные и интересные эксперты. Ольга Гончарова, известная самой широкой общественности со времен, когда она возглавляла Департамент межэтнических отношений, как раз из этого числа. Эта яркая женщина с горящими глазами, живыми эмоциями и хлесткими аргументами всегда вызывает благодарность чуткого зрителя за здравый смысл и интеллигентную дерзость. Именно эти проявления и вынуждают некоторые СМИ «отлучить»  Гончарову от микрофона.

— Ольга, что для вас, коренной кишинёвки в пятом поколении, которая работала и жила в разных странах, и наверняка воспитала в себе космополита, значит слово «патриотизм»?

Cлово «патриотизм» в современном мире несколько утратило свою глобальность, но приобрело множество оттенков – это и межличностные отношения, и ощущение самого себя, и грусть об утерянном, и ожидание позитивного для семьи, страны. В то же время, в большей части молдавского общества слово «патриотизм» потеряло сегодня свою искренность и актуальность: когда представители власти произносят это слово, то понимаешь, что хотят что-то украсть, причем сразу и много… Но это временно. Давайте о постоянном. Для меня Молдова – это Кишинев: разного времени и времен года. Кишинев цветущий, моей юности; и Кишинев 90-х – очень нервный и темный; и Кишинев сегодняшний – ожидающий нашей защиты… Здесь частичка мыслей, души и дел моих предков. Здесь я встретила свою Любовь. Здесь выросла наша дочка Дарья. Все это – эмоциональные, позитивные мгновения, формирующие и наполняющие Жизнь.

— Знаете, как-то провели опрос среди наших соотечественников по поводу их ощущения Родины. Грустно, но, тем не менее, теплые и красивые слова находились у тех, кто отсюда уехал. А у тех, кто еще остался — горькая ирония.

Каждый имеет право выбора. Мы возвращались в 85-ом из Кубы, с пересадкой в Ирландии. Ожидали рейса в аэропорту Шеннон, когда ко мне подошли и предложили: «Вы можете войти вот в те двери, и остаться»… Выбор, да? Но ты понимаешь, что у тебя дома родные, и ты не можешь так с ними поступить. И не хочешь. А затем, в 90-е годы, во время смуты, мы тоже могли уехать. Но и тогда этого не сделали.

— Жалеете?

Нет. Глупо жалеть о том, чего нельзя изменить. А тем более, когда не хочешь. Можно только сожалеть о том, что меняются нравы, жизненные принципы и приоритеты, дух. Кишинев, в его разные периоды, был «самой восточной из западных столиц», в которую отправляли в ссылку известнейших вольнодумцев, где наслаждались радостью созидания наши прадедушки и прабабушки, и именно поэтому мы те самые «коренные». Это город, в который приезжали высококвалифицированные специалисты – люди, задававшие тон и определенный культурный уровень, который поддерживала местная интеллигенция, воспитывавшаяся в либерально-буржуазных традициях (тогда этот термин носил положительный смысл).

В период моей юности модно было не только получать образование, но и быть грамотным специалистом. Модно было ходить в театры, в музеи, в библиотеки, на каток, гулять по парку. Существовали традиции, праздники, в том числе, и детские. Создавались правила игры в обществе, и эти правила были интеллигентными.

Я хочу сказать, что Кишинев был привлекателен не только архитектурой, но и межличностными отношениями. Я не ностальгирую, но хочу подчеркнуть, что общество строится на традициях и преемственности. Мы же потеряли эту преемственность. Пропала традиция: в общении, в сохранении памятников, в отношении к себе и окружающему миру. Нельзя сносить музей ради того, чтобы построить элитное жилье. Это аморально. Собираются сносить Центральную тюрьму, в которой «сидели» Анри Барбюс и Григорий Котовский. Тюрьма действительно непригодна для использования, но можно сделать музей, тем более, что Европейские структуры выделяют финансирование на строительство здания новой тюрьмы. И никто не задается вопросом, а что будет вместо… А будет офисный центр, как продолжение уже построенной напротив тюрьмы гостиницы «Nobil».

Город – это организм, и каждый из нас – часть этого организма. И когда что-то дает сбой, должна срабатывать государственная ментальность в позитиве: ты понимаешь, что страна – это ты, твои друзья, твои коллеги, просто люди. У нас не срабатывает, потому что нет этой самой государственной ментальности. У нас заигрались, и то, что сегодня происходит – это какой-то человеческий беспредел. Конечно, мы все – участники игры под названием «жизнь», и единственно правильное действие – это мудрое ее восприятие…

Но, понимаете, это определенная благость – попасть во власть. И эта самая благость дается мудрым руководителям во благо НАРОДА. У нас же все перевернулось с ног на голову: во главу угла поставили Золотого тельца, поклоняются ему и о народе вспоминают перед выборами, и то, не о народе, а об электорате. И мы позволяем им это делать.

— Тогда тем более, от этой горечи человека, который знает, каким чудесным было вчера, должно рвать на запчасти, и гнать подальше, чтобы не видеть, что происходит сегодня.

Уехать от горечи? Может быть. Уезжать можно тогда, когда потерял интерес к тому, что происходит в стране, и когда готов все начинать сначала. Для меня это может наступить в двух случаях: в случае угрозы для жизни, и как возможность и желание жить рядом с семьей дочери. Дочка, умница и красавица, выросла, судьба ее вырисовалась и, скорее всего, вне Молдовы. Вообще, уезжать никогда не поздно, и никогда не рано. Но я корнями, наверное, очень сильно вросла в эту землю. У нас такое смешение кровей, профессий, всего остального.

Один из моих родственников был дьяконом в Чуфлинском монастыре. Дядя дедушки расписывал церкви. Папа, Пухальский Игорь Дмитриевич, преподавал научный коммунизм в Госуниверситете, и о нем с уважением и благодарностью вспоминает не одно поколение студентов. А мама, Тамара Павловна Пухальская, была известным невропатологом и психиатром, умевшим любить людей. Может быть, именно поэтому, чтобы не предавать память и дела родных, нет желания уезжать из страны. Есть желание не дать ее в обиду и помочь, хотя это и сложно.

— Разве в беспределе не виноваты косвенно и мы, те, кто играет, может, и по правилам, но своим молчанием и бездействием потакает беспределу?

Публичное выражение несогласия – прерогатива свободных людей. Наше общество еще не созрело до состояния «гражданского». Общество, в целом, настолько разделено, что нет межличностного общения, и это самое ужасное, что с нами могло произойти. В душах царит апатия. У каждого на нее своя причина. Апатия пожилых людей связана с тем, что они банально выживают. Я для себя нашла и оправдание индифферентности молодых: они ведь выросли в этой ситуации. То, что кажется нам ужасным, ими воспринимается как естественное. Им хочется зарабатывать сразу и много, поэтому они делают все возможное, чтобы уехать отсюда. Вот говорят, что у нас плохая молодежь. Неправда. Она такая, какой мы ее воспитали. Мы не толерантны друг к другу – и наши дети такие же. Люди забыли такие слова, как «стыд», «сострадание», «искренность». Но даже когда очень плохо, нельзя терять достоинства, торговать и торговаться принципами, а самое главное, аморально не протестовать против этого.

— А вот вы производите впечатления бесстрашного воителя. Вас часто приглашают на ток-шоу – и вы предпочитаете называть вещи своими именами, кто бы и как к этому ни относился.

Именно поэтому, после смены хозяина одного из популярных каналов, меня скромно игнорируют «свободные» журналисты. Кураж – великая сила! Я всегда могу защитить других. Уверена, что ничего не надо бояться, и выход есть из любой ситуации. Я прошла через сложные 90-е, когда люди жили в ожидании погромов. Муж находился в командировке, а я осталась дома с ребенком. Я сидела и готовила «коктейль Молотова», чтобы можно было защитить себя и дочку… Было много оружия на руках… Люди ходили агрессивные. Сейчас те, кто помнит, делают вид, что этого не было. Было ощущение, что мы все попали в автобус без тормозов…

— Не страшно было?

Не думала об этом. Но могу сказать, что я очень признательна своим родителям за то, что они научили меня не бояться принимать решения, а за принятые решения нести ответственность.

— Ваш муж – эстонец. В семье национальный вопрос возникал когда-нибудь?

Муж – эстонец по маме, которая была истинной представительницей своего народа. К слову, в Эстонии, при достаточно жесткой трактовке национального вопроса, ни один политик не заявил русскоязычным: «чемодан, вокзал, Россия». В отличие от моих соотечественников, эстонцы не призывали к разрушению смешанных браков, к сдаче в детоприёмники детей от таких браков и к прочим безумствам. Президент Мирча Снегур должен был обратиться к нации, объяснить, что мы все стали гражданами независимого государства, которое нам вместе предстоит строить, и многое чего ему нужно было сказать всем нам… Отношения между людьми всегда выстраиваются в результате сигнала власти, государства. А такого сигнала не последовало, и произошло то, что произошло. Но винить нужно не только власть 90-х, которая поделила народ на «своих» и «чужих», а и тех, кто с улыбками эту позицию принимал.

Возвращаясь к нашим корням. Папа Игоря – донской казак, мама – эстонка. Я по крови очень разная, сложный купаж – поляки, русские, украинцы, но русский язык всегда был основой общения и культурного воспитания. Я к тому, что национальный вопрос – он внедряется людьми «без чести» среди людей «без стыда и совести». Меня воспитывали на личном жизненном примере и сказках, причем, самых разных народов. Французские, башкирские, эстонские, мордовские, русских, украинские – они переносили в иной мир и традиции. Но они учили нас самому главному – быть неравнодушными. И это правильно, потому что, поняв в детстве, ты пронесешь через всю жизнь важное открытие: хотя мы все разные, у всех нас одинаковое сердце – любящее ласку и приветливость. Я считаю, что толерантность и уважение к другим нациям нужно прививать, начиная с детского эпоса и с личного примера родителей и общества, в целом.

— В продолжение темы. Ольга, а вот на ваш взгляд, есть специфические черты, свойственные той или иной национальности? Вот, к примеру, говорят, нет никого сложнее украинских таможенников.

Таможенник – это профессия, а не национальность. Но присказки есть разные: молдаване жестоко подрались, а на утро уже стакан … молока пьют, помирились; а украинцы, если переругаются – драться не станут, но через год хата у обидчика полыхнет! Но человеческий характер – не штамп на весь народ. Украинская таможня – отражение государственной политики. Если будут заявлены новые правила игры, и эти правила будут строго соблюдаться, то и стиль работы поменяется. Эстонцы за одну ночь полностью поменяли всю таможенную службу. Мы много говорим о демократии, но любая демократическая страна держится, прежде всего, на строгих законах и строгом их исполнении.

— Однажды один наш экс-министр сказал, что у нас такие проблемы, потому что молдаванину не свойственен менталитет государственника. В быту это наглядно выражается в том, что он ревностно печется о своем доме, заодно поглядывает во двор соседа, чтобы не хуже выглядеть, а то и лучше, но ему все равно, что делается на другом конце улицы, и уж, тем более, во всем селе.

И да, и нет. Иван Иванович Бодюл – пример государственника. Он был простой крестьянский парень, но работал для всей страны. Да, помощь центра была, но был государственный подход и с его стороны, как руководителя – Молдова была «цветущим садом Советского Союза».

— Еще слышала, что наши женщины, в отличие от тех же украинок, или русских (о барышнях с Запада вообще уже молчу), дают себя в обиду своим мужчинам.

Брак – это отношения между двумя и более людьми. Насилие в семье, по статистическим данным, что в Молдове, что в Украине, что в России, приблизительно в одних рамках. Но вот что есть в наших женщинах, так это стыд выносить «сор из избы». Стыдно, когда муж бьет – и об этом не принято говорить. И, конечно, есть такое понятие, как «ментальность общества». У нас она мужская. Внешне, вроде адаптируется ситуация под логику сегодняшнего дня, но пока что у нас архаичный строй. Как я уже говорила, Кишинев – самая восточная из западных столиц. А значит и страна Молдова. Эта вселяет надежду. И вспомним Роксолану, изменившую мужскую ментальность политики восточного мира.

— Но в вашем конкретном случае все не относительно, а вполне понятно и выражено. И так сложилось, что вы никогда не боялись сложной темы межнациональных отношений, поэтому и имеете, пожалуй, больше прав, чем кто-либо другой, на выводы и обобщения.

Когда в марте 2004-го года меня пригласили работать в Правительство, в Департамент межэтнических отношений, я с радостью согласилась – это было то, чему меня учили родители – любить свою многонациональную страну. Я признательна Владимиру Николаевичу Воронину: думаю, это было его решение. «Главное, чтобы был национальный мир в Молдове», – вот такую задачу он поставил. Мы признательны за то, что он никогда не «давил». Мне легко работалось, потому что не приходилось играть роль, а можно было просто жить и работать в радость – для меня это очень важно. Сегодня я вернулась в бизнес к мужу, в компанию «Olеxpo», которая занимается разработкой сценариев и оформлением самых различных мероприятий. Но общественная жизнь продолжается. Я возглавляю неправительственную организацию «Ассамблея народов Молдовы». Меня часто приглашают в качестве эксперта международные структуры. Супруг – Почетный Консул Эстонии в Молдове. И роль супруги дипломатической персоны – ответственна и интересна. Хотя жизнь интересна сама по себе, просто потому что Жизнь.

— Уже не раз прочла в социальных сетях фразу о том, что классика от кота Леопольда уже потеряла свою актуальность, некоторых раздражает предложение жить дружно – пора защищать принципы. Какую формулу предлагаете Вы, как эксперт?

Могу предложить не менее устоявшееся выражение – относитесь к другим так, как хотите, чтобы они относились к Вам. Мне очень нравится высказывание восточного философа: «Нет подвижничества равного терпимости; нет счастья равного удовлетворенности; нет дара равного дружбе; нет добродетели равной состраданию». Проникнитесь сказанным, и жизнь наполнится новым Смыслом, позволяющим возлюбить друг друга, окружающий мир и Вселенную.

Инна ЖЕЛТОВА