Наверное, мне повезло… Я делаю этот вывод из того, что на вопрос, были ли у меня хорошие учителя, в голове сразу начинают тесниться картинки, быстро набегая и сменяя одна другую. И сразу понимаю, что даже не знаю, с кого начать – так много их, хороших, талантливых, смелых, умных и даже мудрых было. В принципе, начинать можно и с первых классов, можно и с последних, а можно и сразу с Университета – всё равно.  Вот, например, первая учительница в 37-ой школе – КАЧАЛОВА Ираида Ивановна. Мне кажется, мы были у неё самым первым классом. Молодая, энергичная – она всегда общалась с нами бодрым, хорошо поставленным голосом, но при этом никогда не повышала его. Сейчас я понимаю, у неё не было любимчиков. Точнее, как и у всех нас, они наверняка были, но она никогда этого не показывала, радостно улыбаясь каждому. Может, в то время это было принято повсеместно, но на уроках родной речи мы часто слушали пластинки с детскими песенками и стихами – и учили их, и это было весело и легко!  А ещё именно с ней я впервые поняла, что такое чувство слова. Она ставила мне четвёрки за изложения… без единой ошибки. А потом просто и доступно объяснила, что изложения – нельзя писать наизусть, что позволяла мне делать отличная память. Их нужно… именно излагать, рассказывать своими словами. Вот тогда я и познакомилась с синонимами, антонимами и с удовольствием пробовала их на вкус, как пробуют вкусные и сочные яблоки. Она рано ушла – когда я лет через 12 после окончания школы заскочила навестить её, оказалось, что это уже невозможно, и Ираида Ивановна осталась только в воспоминаниях, моих и других её выпускников…  Или вот другая картинка – Давид Исаевич КОРОЛЬ… Фамилия-то какая – звучная! И, думаю, она радовала слух каждому, кому на инязе или на курсах иностранных языков, организованных в то время при 56 школе, повезло учить английский язык именно в его группе. Лично я и вовсе причисляю себя к числу избранных, поскольку в английском мне было необходимо поднатореть экспрессом, за 3-4 месяца, и он согласился обучать меня частным образом, у себя дома. И пусть простят меня за возможно высокопарный слог, но я до сих пор вспоминаю эти уроки, как нечто волшебное! В самый первый день, чтобы показать мне разницу в произношении, он взял газету «Правда» (наверняка, многие ещё помнят о такой) и прочёл передовицу. Но я не поняла ни слова!!! Потому что Король сделал это по всем правилам английской фонетики – там были rise и fall; звуки «p» и «t» выплёвывались самым правильным и натуральным образом; «w» вытягивало губы трубочкой; а «v» заставляло нешуточно прикусывать нижнюю губу. Те, кто учил английский у хорошего педагога, поймут, о чём это я сейчас…  Потом и я вместе с ним читала «по-английски» передовицы, наговаривала тексты на магнитофон, держала перед губами тетрадный листок – и очень старалась заставить его, листок этот, пошевелиться, когда произносила непривычный для нашего русского речевого аппарата звук «p» («п»). Очень тонко чувствовал...

В первый класс я поступила в лицей имени Николая Васильевича Гоголя. Наша школа большая, и до 9 класса делится на А,Б,В,Г. У каждой буквы – свой уклон: А – информатика, Б – музыкальный, В – немецкий, Г – польский. Я училась в польском классе. Его особенностью было то, что все предметы, кроме русского, румынского и английского языков, с первого по четвертый класс у нас преподавали поляки. У каждого класса – свой учитель. По каждому предмету – два учебника: один на русском, другой – на польском. Польские классы были самыми маленькими: по 10-15 человек, и поэтому внимания хватало всем. С самого первого дня учителя с нами разговаривали на красивом польском языке. Хотя, конечно, все они знали русский, и говорили на нем с симпатичным акцентом. — «Przepraszam, czy mogę pani pójść do łazienki»?( «Извините, пани (госпожа), могу ли я выйти в туалет?») – первая фраза, которую мы выучили в первые же дни учебы. Учителя этой национальности не похожи на других– у них свой метод работы и общения с детьми. По-моему мнению, он самый правильный. Они уважают тех, кого учат, говорят с детьми на равных, не кричат и не оскорбляют, они очень вежливы, терпеливы и доброжелательны. Моя классная руководительница была именно такой, и с самого начала мы прониклись ее любовью к польскому языку. Мою любимую учительницу звали пани Виолетта Вишневска. Пани Виолетта – красивая, интеллигентная, скромная, очень добрая молодая женщина с обворожительной улыбкой. Мы все ее полюбили буквально с первой минуты, как она появилась в нашем 2 Г классе. Кроме основных предметов, она вела у нас польский язык, историю, культуру и традиции польского народа. С ней всегда было интересно, она всегда что-то придумывала, чтобы нас заинтересовать, и все очень доступно объясняла. Она общалась с нами так, как будто мы ее родные дети. Когда наша учительница приезжала с каникул из Польши, то всякий раз привозила каждому из нас огромный пакет подарков. Польские учителя устраивали нам яркие, незабываемые праздники на Новый год, Пасху, День мамы, День бабушки и дедушки, день Святого Валентина. Мы делали поделки из «бибулы» (разновидность бумаги), устраивали конкурсы, разыгрывали сценки, танцевали, пели и читали стихи. Все это было связанно с польскими традициями и, естественно, проводилось на польском языке. А каждое лето мы ездили в Польшу, на экскурсии. И это только одна маленькая часть из всех прелестей учебы в польском классе. Другие классы, думаю, нам завидовали. Они не понимали наших отношений с пани Виолеттой. Но мы не предавали этому большого значения, ведь пани Виолетта учила нас быть терпимыми, вести себя достойно и уважительно. Я все еще помню наши замечательные уроки: нам было весело, мы пели польские песни, хорошо знали польскую историю, учили стихи и читали много литературы. Поэтому на польском мы говорили, как на родном языке и помним его до сих пор, хотя учимся уже в разных классах, а некоторые даже сменили лицеи. Иногда я бываю в Польше, и каждый раз люди удивляются моему произношению, грамотности и отсутствию акцента. А как же...

День учителя – особый праздник. Чувство признательности за то, что научили, соперничает с застаревшими школьными обидами за грубое слово, или безразличие к попытке исправиться. Благодарность за беспечные годы, прожитые в школе, соседствует с сочувствием, потому что спустя годы понимаешь: до чего же это, все-таки, тяжкий труд! И сегодня, когда в учителя идут только самые отчаянные романтики, или же те, кто строит свой маленькие бизнес на знаниях, особо остро чувствуешь признательность к тем, кто искренне любит свою профессию, и учит душою, не оглядываясь на статус родителей, не заглядывая в их карман, не вымещая зло, не унижая, уважая. Несколько рассказов об учителях, которые нам дороги, о которых, есть, что сказать, не со слов других, а из собственных наблюдений. Радостно признавая, что список таких УЧИТЕЛЕЙ на самом деле гораздо длиннее, мы предлагаем каждому, в ком дышит личное  «спасибо» своему учителю, продолжить начатую тему. Тем более, что день учителя на самом деле – почти каждый день, за исключением выходных и каникул. Любовь Макаровна Жолтова. Учитель французского, завуч по внеклассной работе, директор школы, Украина. Моя мама. Детское воспоминание – переполненный почтовый ящик в каждый праздник: бывшие ученики слали ей открытки, казалось, пачками.  Она очень любила французский язык, он давался ей легко, особо – грассированное «р», что удивительно было для девочки из маленького райцентра на Черниговщине, где в основном протяжно гэкали…. но радостно профессорам Одесского университета. Еще ей всегда очень нравилось учиться самой – и учить других, любимая игра в школу – милые воспоминания из трудного послевоенного детства. Портрет перспективной и страстно влюбленной в французский язык выпускницы ОГУ украшал еще долго-долго Доску почета корпуса иняза. Ей бы – влюблять в себя своими рассказами о ни разу не виданной Le Tour Eiffel амбициозных студентов. Но она смиренно приняла назначение в маленькое село, где изящный язык Вольтера и Гюго тонул в крестьянском быту громогласных болгар. Что ж, болгары тоже имеют право заговорить по-французски, великодушно рассудила Любовь Макаровна. И многие – таки да – заговорили.  Она не просила разделить ее любви к урокам французского – она всего лишь не желала слышать ни один другой язык в те 45 минут, что доставались ей по расписанию.  Все объяснения – почему опоздал, не сделал домашнее задание, пришел неопрятный, подрался с соседом по парте, – принимались исключительно на ласкающем ее ухо французском. Иногда она не могла ничего толком понять из того бормотания, что выдавали вечные двоечники, но горячие старания, – артикли обязательны – способны были растопить ее сердце. Двоечники ей, к слову, доставались чаще: классы они с подругой, тоже учителем французского, делили на слабых и сильных. Любовь Макаровна бесстрашно бралась за первых. Помню шок на уроке, когда нас однажды объединили.  Как легко объяснялись по-французски те, на кого мы, отличники, смотрели снисходительно. Помню и то, как изо всех сил пыталась изобразить каменное изваяние, чтобы острый глаз мамы не выцепил из среднего ряда особо знакомую голову, с ею же – всегда криво – подстриженной челкой. Мой позор спасла ее интуиция: она проигнорировала собственную дочь....