Евгений Дога, композитор

 

Мама – Елизавета Никифоровна Дога

Я не знаю, как определить, что такое мама. Думаю, что это самый сильный источник любви, самый сильный объект любви, это начало начал всего, что составляет мир и его бесконечность.

Она для нас – голубое звёздное небо, дающее возможность мечтать и стремиться к высотам. Она для нас – океан, который учит искать в нём пути к неизведанным континентам. Она есть солнце, которое даёт всем и всему тепло и свет, чтобы ярче на земле цвели цветы, и мы чётче  могли видеть улыбки счастливых своих детей.

… Я вспоминаю 1941 год, 22 июня, когда немецкие самолеты летали на маленькой высоте и строчили из пулеметов по всему, что двигалось. Мама быстро схватила меня на руки, побежала в ближайшие заросли бурьяна перед домом и, прикрывая меня собой, как будто на ней был бронежилет, или она была пуленепроницаемой, смотрела с ужасом на приближающиеся чёрные железные коршуны, и ещё теснее прижимая меня к своей груди. При каждой очередной пулемётной очереди она с содроганием в голосе обращалась к Богу со словами о помощи и спасении. Её как будто не существовало. Она вся была в своём ребёнке. Весь мир вместился в её руках, в её объятиях, слившихся с маленьким существом, которое было воплощением её самой, её жизни. Заложенный природой материнский инстинкт помог ей выстрадать эти страшные минуты на грани жизни и смерти. А когда этот чёрный смертельный рой самолётов отлетел, мама, как мадонна, изображённая на иконах, держала меня у своей груди на левой руке, а правой молитвенно благодарила Господа за спасение.

Прочесть весь рассказ можно здесь…

 

Petru Vutcarau, actor și regizor

 

Mama – Elizaveta Vutcarau

 

O IUBESC PE MAMA

Noi tot ne iubim mama, nu-i asa? Unii mai mult, altii mai putin, dar o iubim. Toti o iubim. O iubim chiar si atunci, cand nu vrem sa recunoastem asta. O iubim chiar si atunci, cand nu putem explica de ce o iubim. O iubim chiar si atunci, cand suntem suparati pe ea. Chiar si atunci cand o uram, oricum o iubim. Nu-i asa? Ca doar, hai sa recunoastem, fiecare din noi, macar o singura data in viata, dar a fost suparat pe mama. A urat-o si a gandit urat despre ea. Am avut si eu situatii din astea. Am urat-o pe mama. Am fost suparat pe ea. Eram convins ca mama nu are drepatate, ca mama greseste. Ca mama nu ma intelege. Eram sigur de asta si niciodata n-am avut timp s-o inteleg eu pe mama. Emotiile totdeauna prevalau si inabuseau ratiunea. Acum incerc sa inteleg daca am iubit-o cu adevarat si sa-mi explic de ce am iubit-o. Si oare a mai ramas ceva din acea dragoste?

Mama mea a fost o femeie frumoasa. Pentru mine ea era cea mai frumoasa. Suna banal, dar asa este. Si cred ca asta e valabil, daca nu pentru toti copii, atunci pentru majoritatea. Oare asta sa insemne dragoste? Mama era o femeie foarte harnica, muncitoare si foarte rabdatoare. Asta sa fie dragoste? Mama era buna si cuminte. Poate asta este motivul dragostei mele pentru ea? Nu stiu.

Imi amintesc cand am vazut-o pe mama ultima oara. A fos pe data de 8 martie cand am venit la ea la spital cu un buchet de lalele. Era grav bolnava. Boala ii provoca dureri infioratoare. Suferea cumplit si tot ruga doctorii sa-i dea ceva ca sa-i usureze durerea. Doctorita mi-a zis ca i-au aplicat cele mai puternice preparate, dar ca boala avansase atat de mult, incat nu se mai putea face nimic. Imi amintesc de fata ei palida, cu fruntea crispata de durere, cu ochii strans inchisi tot din cauza suferintei, dar in acelasi timp, zambind. Suferea, indura, dar zambea. zambea si tot ofta spunand: «Daca as mai ajunge pana maine dimineata sa mai vad inca odata soarele!»

Peste doua zile mama s-a stins. S-a stins cu zambetul pe buze. Zambea frumos.

E greu sa spui pentru ce iti iubesti mama. Eu cred In primul rand o iubesc pentru ca a existat in viata mea si continua sa existe pana acum in inima mea. Pentru ca de ea sunt legate doua dintre cele mai frumoase amintiri din viata mea.

Mama  toata viata a tesut la natră. A tesut prosoape si toluri de asternut prin casa. Toate iernile copilariei mele sunt legate de natra din casa si de mama care tesea. Mama ne invata si pe noi sa tesem. Tin minte cum, stand la natra, ma lua pe genunchii ei si teseam impreuna. Cu mana dreapta luam suveica, iar mama imi lua manuta in mana ei pentru ca suveica era prea mare si prea grea pentru mine si amandoi ne intindeam pana la ițe ca sa-i facem vant printre fire sa ajunga in cealalta margine a prosopului. Iar acolo deja o astepta manuta mea stanga, tinuta de mana mamei, in timp ce cu dreapta trebuia sa tragem tare de vatale ca batem firul si sa nu uitam in acelasi timp sa apasam cu piciorul pe talchiji, un fel de pedale asemanatoare cu ambreajul si frana de la masina. Aud vocea mamei la urechea mea: acum apasa cu dreptul, acum apasa cu stangul, acum cu dreptul… Apoi procedura se repeta in sens invers si tot asa la nesfarsit pana cand mama deja obosea. Cred ca in toata viata ei mama a tesut sute, daca nu chiar mii de metri de prosoape si toluri.

O alta amintire legata de mama este cand toamna tarziu, dupa ce se terminau lucrarile pe camp si prin gradina, ne adunam seara in casa cea mare impreuna cu mama, ne asezam la podea pe toluri noi noute, tesute de mama si legam struguri. Legam struguri de coarnă si alepă, rosii si albi, pe care apoi ii agatam la grinda. Lazile pline cu struguri erau aduse de tata, iar mama ne arata cum sa legam, cum sa facem nodul in asa fel, ca strugurii sa nu cada. Un strugur alb cu un strugur rosu. Unul alb si unul rosu… In cateva ore tot tavanul din casa mare era acoperit de struguri, printre care, ici-colo se mai vdea si cate o gutuie agatata.

Era ca un palat din basme cu tavanul acoperit de ciorchine de struguri rosii si albi cu boabele ca de chihlimbar. Apoi toata iarna si primavara, pana aproape de Pasti, mancam struguri proaspeti. Mai ales la mesele de sarbatoare nu lipseau strugurii, gutuile si nucile. Tin minte cum uneori mergeam in casa mare numai ca sa ne uitam cat de frumos atarna strugurii si ce miros imbatator era in toata casa mare de la struguri si gutui. Iar cand veneu musafiri pe la noi, acestea neaparat erau dusi in casa mare ca sa vada strugurii si gutuile. Era o frumusete de nedescris!

Ma intreb uneori daca in Rai femeile au posibilitatea sa tese la natra. Ca daca nu, atunci cred ca mamei ii este foarte trist si se plictiseste acolo. Si daca Raiul are un miros al lui, atunci acesta precis este mirosul de struguri si gutui.

 

 

Олег Баралюк, композитор

 

Мама – Лидия Григорьевна Баралюк

Мама… маааммааа…Красиво…

При любой интонации это звучит нежно.

Моя мама, для меня это ВСЁ. Источник жизни, новых сил, завоеваний. Она у меня строгая, но добрая.

Помню, я получил от неё последнюю пощечину в 9 классе, в кабинете завуча. И так стыдно было перед ней и завучем, тем более, что тогда я был совсем не виноват, но я гордо промолчал и не стал оправдываться. Правда, то, что я не был виноват, выяснилось уже позже. Мама попросила у меня прощения в том же кабинете и при той же заведующей учебной частью. Мне снова было стыдно. Как-то неуютно, когда мама просит прощения. А ей хватает мудрости и смелости это сделать.

За что мы любим маму????
За все… За то, что она есть, за то, что родила и воспитала. И сейчас воспитывает и меня, и моих детей. Их, конечно, уже по-другому. Спокойно, без эмоций, с величайшим терпением.

Я люблю маму и не хочу даже думать о том, что когда-нибудь перестану быть ребёнком… Не дай Бог. Пока она рядом, все хорошо. Мама нас любит любыми. Здоровыми, больными, красивыми и очень красивыми…
С праздником наши дорогие Мамы!!!
Живите долго и радуйтесь за нас, за детей, внуков… – главное ЖИВИТЕ!!!

Олег Дашевский, журналист

 

Бабушка – Евдокия Фирсовна Голбан

Моя замечательная бабушка, Евдокия Фирсовна – ветеран труда. Её нет с нами уже почти 8 лет… Моё детство в летнюю пору прошло в уютном селе Егоровка на севере нашей страны. Прекрасно помню, как мы копошились в огородах, собирали лек-севок, боролись с колорадскими жуками. Море клубники, малины и черешни в саду прилагались в качестве приятного бонуса.

 

Бабушка отличалась строгостью и мягкостью одновременно. Она могла сделать строгий выговор за ту или иную провинность, но никогда не превышала полномочия и не держала зла на своих временами непутёвых внуков.

Constantin Moscovici, interpret și compozitor

 

Mama – Maria Moscovici

Amintiri,amintiri… Au trecut niște ani de când cea mai apropiată ființă din lume a plecat spre cerși numai amintiri frumoase şi calzi ca pâinea scoasă din cuptor mi-au rămas în suflet și inimă…

Am avut cea mai bună mamă din lume – frumoasă, răbdătoare, înțeleaptă. De fapt, toată copilăria mea plină de șotii şi năzdrăvanii,cu mici „încălcări” la purtare, a trecut sub privirea ei. Şi numai ea, mama, avea grijă să mănânc la timp, să nu mă îmbolnăvesc şi să fiu fericit. O să vă povestesc doar câteva crâmpeiedin copilăria mea.

A început chiar la nașterea mea, când moaşa s-a apropiat de mama să-i zică că am probleme… Din povestirile mamei ştiu ca chiar în acea clipă ea a cerut să mă ia în brațe, zicând că nu mămai lăsa niciodată. Şi aşa a fost… Ştiți, parcă simt și acum pieptul ei și dorința de viață pe care mi-a dat-o.

Când eram mic de multe ori le spuneam tuturor că am să mă fac medic (îi plăcea să audă asta), dar totuși muzica era pe prim plan și mămica nu s-a împotrivit dorinţelor mele.

Părinții aveau  o gospodărie mare, în care eu cu sora mea Nadejda aveam funcțiile noastre. Eu răspundeam de animale și curățenia din curte. Nu știu cum s-a făcut odată că m-am luat cu joaca și am uitat timp de vreo două zile să adun oule din coteț. După ce m-a certat cu foc, mama mi-a zis să adun toate ouăle și să le pun la fiert. Îndată cum a început să fiarbă apa, ouăle mele au început să sară în aer (erau bâhlite de căldură) și mama mi-a spus să le aruncla gunoi, dar eu am hotărât să le dau la câine… Le mânca cu mare poftă și mai şi dădea din coadă. Când a terminat toate oule, i s-a făcut mare burta de nu putea merge… Am primit o chelfăneală de la tata, dar mama mi-a sărit în apărare, spunând că  e porunca ei.

 

Deseori ne jucam de-a războiul în grădină și odată, după ce mama a sădit cartofii, eu cu sora am hotărât să săpăm niște tranșee de luptă… Normal că toți cartofii erau scoși și aruncaţi. Când a văzut mama ce-am dres noi…credeam că am pățit-o rău de tot, dar ea m-a cuprins și a zis: „Costică, principalul ca nici voi și nici copii voștri să nu afle vreodată ce înseamnă războiul. Dar cartofii să-i văd sădiți din nou”.

De mic copil eram „băiatul mamei”, un copil multașteptat și poate de asta multe boroboaţe mama mi le ierta. Mama știa toate secretele mele și întotdeauna avea răspunsuri la orice întrebare pe care o aveam eu. Țin minte cu câtă mândrie mă privea în prima apariție în scena Casei de cultură din sat. Atunci, dar şi mai târziu,de fiecare dată când mă vedea la televizor, plângea de bucurie.

De multe ori mergeam împreună magazin și ea voia să-mi cumpere ceva– un sacou sau pantaloni. Eu îi spuneam că nu trebuie, că am de toate, dar ea pe ascuns le cumpăra și mi le făcea cadou.

 

Mama a avut parte de o copilărie grea, în timpul războiului i-au murit de foame părinții, câţiva frați și surori. Mă întreb deseori şi nu pot înţelege, cum de a reuşit să supraviețuiască singură și să treacă de toate nevoile?

Eram flăcău și ca să-i fac pe plac mamei, invitam fetele acasă în ospeție, pentru că după ce împlinisem 25 de ani mama tare se plângeaşi îngrijora că nu sunt însurat. Abia făcusem cunoștinţă cu viitoarea mea soție, Valentina, și i-am zis să vină în vizită. Așa s-a întâmplat că m-am reținut cu tata în satul vecin și nu puteam s-o întâlnesc, atunci mama s-a dus și a întâmpinat-o. Au venit acasă, au stat la masă, au vorbit și când a doua zi am ajuns acasă, mama mi-a zis  chiar din prag: „Să știi că nu mai  trebuie să chemi alte fete. Am găsit noră bună pentru mine și soție pentru tine”.

 

Deseori când veneam acasă și-i luam cadouri, ea se rușina și spunea să nu mă cheltui, dar în ochi îi vedeam lacrimi de bucurie. Duminica, când pleca la biserică cu haină nouă, se lăuda cu mândrie la prietene – Costică mi-a cumpărat-o.

Mama m-a învățat sa țin piept greutăților și să merg numai înainte,să fiu înțelept și să ajut oamenii care au nevoie de ajutor. De la ea am învățat ce înseamnă dragoste și pace în familie.

Кирилл Лучинский, политик

 

Мама – Антонина Георгиевна Лучинская

Каждое 8 марта, когда вся наша семья жила в Кишинёве, моя мама приезжала на могилу своей мамы и моей бабушки Тамары, этнической грузинки. Дело в том, что бабушка ушла из жизни 6 марта, когда мне не было и года. Похоронили её 8 марта – в тот день был сильный снегопад. Когда я был ребёнком, мама часто брала меня с собой на кладбище. Она всегда плакала на могиле моей бабушки Тамары. Я тогда не очень понимал причину этих слез. Конечно, по-детски понимал, что она плачет, потому что ей жалко бабушку. Но прошло много времени с тех пор, а мама все плакала, но как-то по особому, как будто это случилось вчера. Однажды, я Её спросил об этом. Она сказала, что Её слезы – это боль из-за утраты мамы. Я выразил удивление: «Да, но бабушка давно уже умерла?!» Она ответила, что я смогу это понять, только когда не станет Её у меня. Я понимал, что это когда-то случится, но, смотря тогда на молодую, красивую, умную и мудрую маму, не мог себе представить, что это случится так быстро…

 

Да, в начале нашей жизни не ощущаем её темпа, скорости, которая нарастает с годами. И жизнь превращается в процесс перелистывания слайдов, каждый из которых представляет наши воспоминания. Мама покинула наш Мир через много лет после этого разговора. Через три дня после своего юбилея в 2005. Уже были внуки. Одни, которые повзрослей, тоже плакали. Другие, помладше, не понимали – так же, как и я когда-то не понимал – что случилось.

 

Моя жизнь полна воспоминаний о маме. И сейчас я живу с Её ароматом, речью, взглядом, и даже, мне кажется, с Её мыслями. Даже с этими грустными воспоминаниями на 8 марта родители часто звали в гости друзей, и я становился маминым подмастерьем на кухне. Никогда не забуду, как мама готовила торт «Наполеон» – я отвечал за приготовление крема и раскатывание теста. А когда мы жили в Москве, мама всегда готовила молдавские национальные блюда. Папа говорил, что некоторые из них у мамы получались лучше, чем у его мамы.

Мудрецы говорят, что человек жив столько, сколько жива память о нем. Воспоминаний много. Можно написать целую книгу. На этот раз я поделился теми, которые связаны с этим днём – 8 марта. Может немного грустно, но как говорил Гарсия Маркес, не надо плакать, потому что это закончилось. Улыбнитесь, потому что это было.

Сергей Рязанцев, HR-специалист, публицист, поэт

 

Мама – Евдокия Петровна Рязанцева

 

…Это ты, конечно, хорошо придумала – напиши о маме. Я сразу подумал, что для этих целей больше подходит открытка, и если я на ней напишу – самой лучшей маме на свете, как это делал еще в прошлом веке, вытирая нос синим рукавом ученического пиджака – то не сильно покривлю душой. С годами я стал хуже, черствей, некрасивее, мною не умиляются незнакомые женщины на улицах. Но что во мне не изменилось совсем, так это то, что любые слова в отношении моей мамы сведутся к тому же самому. Слова, прекрасные слова, над которыми трудились сотни лет, пестовали, ограняли, выписали им строгое предназначение или наделили полутонами – сейчас они мне совсем не помогут. Я беру каждое из них, примериваю на свету, думаю о том, для чего они мне нужны, и отбрасываю – недостаточно, говорю я себе.

 

Поэтому скажу по-другому. Меня всегда поражало то, с каким трепетом, замешенном на страхе и уважении, относятся к ней ученики. Помню, сидим у нашего подъезда, рядом – незнакомый мне паренек.

– А вот тут Дуняша живет, – говорит он, показывая головой на мой балкон.

– А это ее сын, – говорит ему мой приятель.

Незнакомец долго-долго говорил о том, что Дуняша (Dochita) – это потому что веселая, хорошая и всегда радостная. А потом он испарился, и больше я его не видел. Кстати говоря, он не очень-то врал, этот паренек. В том смысле, что Евдокия Петровна, кажется, какими-то вечными КВНами, спектаклями, конкурсами озабочена и озадачена не меньше, чем порядком и успеваемостью школы. Пылкая натура, Евдокия Петровна. Пламенная, болезненно ответственная. Учитель и директор маленькой, но гордой школы-гимназии. Не представляю себе, каким бы тут я был учеником.

Как-то подростком я ее обидел. Я тогда был угловатый паяц (примерно, как сейчас, только углы оплыли), и я даже не помню, какими словами я ее обидел.

Это было связано с вечной уверенностью в том, что мать все стерпит, такая у нее профессия. А она обиделась, впервые, всерьез, не разговаривала дня два. Это были самые мучительные два дня в моей жизни. Мда…

Ну что. Можно было бы рассказывать бесконечно о жертвенности, о всепрощении, о мудрости или о каких-то дорогих и забавных чертах характера. И все равно будет казаться, что упустил главное. Или застеснялся. Это ведь самое настоящее, что в тебе есть. А настоящего всегда немножко стесняешься. Не знаю, если серьезно, надеюсь, когда-нибудь найдутся слова, достойные такой задачи. С другой стороны, ей ведь это не надо. Она и так знает: все что я умею, то немногое, чем могу похвастать – благодаря ей и посвящено так или иначе ей же. Пока вот что. Когда я смотрю на нее, а точнее, на них (слава Богу!) двоих. А на самом деле, она – это они. Во время разговора, или так, со стороны, наблюдая за их шутками или ворчанием, хлопотами или тем, как они выстраиваются для фотографии – меня обволакивает таким умилением и радостью, что больше ничего не надо – лишь бы они вот тут, вот так, и еще много-много лет.

Виталий Возной, общественник

 

Мама – Евдокия Андреевна

 

Детство

Мама. Я редко говорю тебе это слово. Я и в детстве не был очень эмоциональным ребенком, и мои открытки на День рождения и на 8 марта доводили тебя до слез. Иногда я огорчал тебя, например, когда мы с другом сбежали кататься на эскалаторе в открывшемся ЦУМе, и вы полдня всем двором искали нас в парке. Потом мы вместе плакали, ты – от радости, что мы нашлись, я – от радости, что мне не досталось ремня.

Но больше мы радовались. Когда вместе с твоими друзьями с работы ездили собирать грибы, и я помню свое «козырное место» возле водителя в пазике. Потом, правда, их приходилось чистить, но это учило меня терпению. Зато какая была картошка с грибами и крепкие сны…

Мы вместе радовались и первым душистым помидорам с твоей исторической родины. Их вкус я помню до сих пор, как и большие тазики салата в середине мая (именно тазики, и только большими дольками). И каждый май я тоскую по этому вкусу и по этим тазикам.

Мое детство благодаря тебе – это сотни книжек, которые можно было брать на полках и одалживать у друзей. Шахматы, морской бой, любимая 8-ая школа и двор, любимые соседи, у которых можно было оставаться часами после уроков. Как в «Покровских воротах» – «Куда вы все ушли?».

Утконосовка

С помидорами связано еще одно мое детское воспоминание. Село с красивым названием Утконосовка возле Измаила и таким количеством родственников, что я до сих в них путаюсь. Чердак с теплыми кукрузными зернами, в которых можно было купаться, и пушистые разноцветные кролики. Ну и самое классное развлечение – цепляться за каруцу сзади. Местным обычно доставалось плеткой по пальцам, нас же все знали как кишиневских и не трогали.

Отдельное наслаждение – это дорога туда и обратно, 200 километров свежих впечатлений и иногда – за рулем старой «Волги» с оленем на капоте, как в фильме «Берегись автомобиля». Туда – с подарками для родственников, обратно – с щедрыми подарками для нас.

Это все твоя и моя Утконосовка, которую я до сих пор помню и в которой не был уже лет 15. В этом году – уже точно!

Застолья

Это отдельное воспоминание. 20 лет подряд и каждый праздник – в компании друзей из вашего общежития. Большая дружная банда с детьми, с огромными столами и неподдельным весельем. Мы ездили «на грибы», копать картошку – все вместе. А потом обязательные застолья. Не всегда именно за столом, иногда на скатерти на поляне. Но всегда – много веселья и много песен. А еще – родственники, однокурсники, коллеги по работе.

С тех пор я помню много песен и иногда ностальгирую. Иногда звоню тебе, поем про снегопад.

 

90-е

Я взрослел, был очень капризным подростком и с характером. После сытых и спокойных восьмедисятых – было всякое потом. Вы с папой много путешествовали, мы с братом куролесили. Вы набирались впечатлений, мы – становились самостоятельными. Ваш приезд всегда был очень валидольным временем, но это было очень весело.  Нужно было наводить порядок, и эта игра в кошки-мышки («были — не были гости») была забавной. Кажется, ты поддавалась.

У нас тогда с тобой были и очень непростые моменты в жизни, иногда очень-очень непростые. Неделями не разговаривали. Сейчас понимаю, насколько это было глупо, но так было нужно, наверное. Знаю, что тебе мое взросление давалось нелегко, да и времена были «веселые».

Помню один свой опыт в  туризме, когда позвонил и сказал, что скоро приеду с десятком гостей, «им негде переночевать, а у меня нет денег поселить их в гостинице». Ты думала, это шутка…

Папа

Мама, я не могу вспоминать тебя без папы. Это отдельная песня в твоей жизни. Вы познакомились в общежитии, и были красивой парой. Чернобровая задорная красавица с острой фамилией и характером, и чемпион-красавец-комсомолец-душа компании. Вы всегда были вместе, в окружении друзей и в постоянных заботах. Я не помню тебя без цветов. От папы ты заразилась неугомонностью и легкостью на подъем, ты заразила его любовью к «субботникам». Кажется, от вас это передалось и мне.

И вместе с папой вы привозили  тысячи фотографий из поездок в те страны, куда я вряд ли когда-то попаду. Сначала были Румыния, Болгария, Польша, потом – Англия, Германия, Греция и Франция. Последней была поездка в Индию, которую он тебе давным-давно обещал. Последней для папы, но я рад, что ты не потеряла этого вкуса в твоей жизни.

Его давно нет с нами, но фотография по-прежнему на журнальном столике. Он всегда улыбается тебе, когда приезжаешь ко мне.

Я все помню, и я очень тебя люблю, несмотря на расстояния!

Константин Харет, режиссёр, актёр

 

Мама – Паулина Ильинична Завтони

Я – счастливый человек! Спасибо Маме.

Паулина Ильинична Завтони. Народная Артистка РМ. Актриса театра «Лучафэрул». Моя мама.

Очень много людей узнают её на улице, узнают её неповторимый голос. Мамина потрясающая энергетика никого не оставляет равнодушной. Она всегда светится, распространяя флюиды радости вокруг! Поэтому люди просят автографы, просят сфотографироваться…, но мало кто знает, что за прекрасной внешностью и очаровательной улыбкой кроется сильная леди, у которой было тяжелое послевоенное детство, без отца, погибшего на войне, которой с раннего возраста приходилось учиться, самой за себя постоять, и самой всего добиваться. Мама – мой идеал! Во всем!

Мама никогда на меня не поднимала руку, несмотря на то, что с детства я был не очень спокойным ребенком.  И так получалось, что всегда Маме приходилось расхлебывать последствия моих шалостей. Все жаловались именно ей – Папу почему-то не трогали. До сих пор не могу понять, почему? Мне хотелось быть похожим на Папу. Часто на кухне Папа (Спиру Харет, Народный Артист, Актер театра «Лучафэрул», капитан запаса) рассказывал мне про армию, про оружие. Рассказывал очень интересно, увлеченно, ни на минуту не выпускал сигарету изо рта. Так я полюбил армию и…в 1 классе начал курить. Как папа. Часто с балкона, с сигаретой в зубах (как папа), зазывал друзей ко мне домой. Первый серьезный шок у Мамы случился, когда ее пригласили в школу, и классная руководитель сообщила, что ее сын-второклассник курит. Кто-то меня заложил… Я ходил по коридору, пытаясь услышать, о чем они разговаривают. Минут через 15 меня пригласили в класс. Мама спросила: «Это правда, сынок, ты куришь?» –  и заплакала. До сих пор помню этот момент. Мамины слезы меня убили. Она плакала из-за меня! – и я «бросил» курить.

То был первый звоночек. В школе учился так себе. Все внимание спорту – я готовился в военное училище. Мама делала со мной уроки допоздна – у папы не хватало терпения. Периодически Маму приглашали к директору. То устраивал в столовой артобстрел таблетками, то я цеплял незаметно согнутые вилки и ложки на пиджаки учеников – и вся школа ходила, «украшенная» столовыми приборами, то с ноги выбивал дверь, выходя из школы… Это был я…

В восьмом классе, после экзаменов, учителя, конечно, мечтали от меня избавиться, но мама уговорила учителей оставить меня в школе. Так, благодаря Маме, я все же получил диплом об окончании 10-летки. После школы «зеленый путь» в Рязанское Воздушно-десантное военное училище. Негласно Мама не была готова меня отпустить. Сказала, что из армии легче поступить в военное училище. Узнал – действительно так. Что же делать? Надо где-то год «потерять», до армии. Выбор появился сразу. Мама подсказала (:): или в педагогический, на физкультурный, или в Консерваторию (в которой мама преподавала), на актерский факультет. Консультации в Консерватории проходили раньше. Пошел, увидел, поступил. Готовился к экзаменам серьезно, чтобы не опозорить Маму. Пять человек на место. В школе очень удивились, что из 5 экзаменов четыре пятерки, и лишь одна четверка, по сочинению.

Прошел  год. Готовлюсь в армию, собираюсь подать прошение, чтобы меня отправили в Афганистан. «…Мне дадут медаль, ты будешь мною гордиться», – говорил я Маме. Долго отговаривали, вели беседы. Я – ни в какую. В конце концов, без моего ведома, Мама похлопотала об отсрочке для меня, затем – о второй, а вскоре Президент издал приказ, из ВУЗ-ов в армию не брать. Так моя Мама сберегла мою жизнь. Но мысль о военном училище меня все же не оставляла. Занимался карате. На предпоследнем, 4-ом курсе, заявил, что ухожу из Консерватории. «Актер – не мужская профессия», – заявил я, получив приглашение от тренера устроиться в частную охрану. Мама опять в шоке. В конце концов, уговорила доучиться. Так, благодаря Маме я получил профессию.

 

Затем – театр, армия, семья, дети… И спустя годы, оглянувшись назад, понимаю, что Мама, как опытный полководец, стратег, советчик и психолог, в самые тяжелые, переломные моменты моей жизни была рядом. Не ущемляя мое мировоззрение, не настаивая на своем, а мягкими уговорами, увещеваниями, убеждениями уберегла меня от многих шишек и ошибок. Я – счастливый человек, и это, в первую очередь, благодаря моей Маме!

Славич Мороз, автор и исполнитель песен

 

Мама – Мария Дмитриевна Брату

Вот, казалось бы, легче задачи нет – написать сочинение на тему «Моя мама». Но начинаю и понимаю, что писать о человеке, которого знаешь и любишь больше всех на свете, гораздо труднее, чем о Нострадамусе, который жил в Средние века.

Моя мама, Мария (а все друзья и близкие зовут ее Марина) Дмитриевна Брату, проработала всю жизнь педагогом. Преподаватель молдавского языка в вечерней школе в Комрате, инспектор Гороно, завуч техникума, завуч школы и просто учитель молдавского, а затем румынского языка в русской школе в Кагуле… Родители развелись, когда мне исполнилось семь лет. Сгоряча, после развода мама строго-настрого запретила мне общаться с отцом, но, конечно же, я все делал наоборот, так как мне достался ее независимый и непокорный характер. Несмотря на ответственные педагогические посты, мама так и не вступила в ряды КПСС. Мне по наследству передалось стойкое неприятие всякого рода партий и объединений, как мест дислокации карьеристов и приспособленцев.

Украсть или получить взятку для мамы было самым большим грехом, поэтому, несмотря на мамины полторы ставки и пропадания на работе с утра и до позднего вечера, жили мы скромно, без автомобиля, в маленькой двухкомнатной хрущевке, с обычным набором мебели и черно-белым телеком в углу зала (как мы пафосно называли одну из комнат). У нас с мамой была и остается общая страсть – любовь к морю! Свои детские каникулы я проводил так – две недели в молдавской деревне у бабушки, при этом находясь на трудовом воспитании моего сурового дедушки-фронтовика, месяц – в спортивном лагере на побережье Черного моря, а затем две недели уже с мамой – опять же, на Черном море!

В сезон майских, а затем и осенних дождей пацанами нашего двора в центре Кагула овладевала кораблестроительная лихорадка. И так как моя мама допоздна пропадала на работе, судоверфью служила моя квартира. Пять-шесть ребят одновременно пилили и строгали из деревяшек кораблики с парусами из бумаги, которые мы затем запускали в огромную лужу посреди нашего двора или в озеро на окраине города. В какой-то момент смотрящий на балконе 4 этажа моей квартиры вскрикивал: «Шухер! Славкина мама идет». И тут же все убегали из квартиры, как тараканы при пожаре. Я же со сверхзвуковой скоростью заметал гору опилок под диван и с улыбкой встречал мамулю:

– Мамина сына, как ни приду, все время прибираешься! Настоящий помощник!

 Что правда, то правда – уборка в квартире была на мне, а еще мама научила меня готовить ужин. В общем, я рос самостоятельным и боеспособным товарищем.

 «Никогда никого не задирай, но если приходится дать сдачу, то врежь так, чтобы больше не приставали!», – твердила мама. Но на практике выходило не всегда так, как хотелось.  На свою беду, я был еще и романтиком. Это несносное качество я унаследовал и от мамы, и от папы. Папа любил петь лирические русские песни, а также песни Дана Спэтару и Муслима Магомаева, а мама любила поэзию Есенина и Еминеску, не переносила эстрадных легковесных песен. В нашем доме играли пластинки с музыкой Штрауса, Бетховена и Рахманинова, звучала румынская народная музыка в оркестровых обработках…

Драться приходилось часто, а с переходом моей мамы на работу в мою школу – еще чаще.  Не знаю, кого больше всего не любили в Кагуле – романтиков или детей учителей молдавского языка, но в один из дней у выхода из школы меня встретил крепкий парниша лет на семь меня старше, с характерным лицом боксера, получившего пять нокдаунов  и три нокаута. «Это твоя мамаша – училка по молдавскому?». Это был риторический вопрос, на который я не успел ответить. Сильный удар исподтишка – как расплата за двойку по молдавскому моему однокласснику. В нашем городе были очень щепетильны в вопросах чести, и считалось нормальным подослать верзилу, разобраться с щуплым салагой, а вот чтобы пострадавший сдал обидчика, так это не моги ни в коем случае. Поэтому тщетно моя мама пыталась узнать у меня «явки и пароли». «Хорошо, Слава, тогда учись сам ладить со всеми этими идиотами! Будь хитрее!» – учила она.  И я так и поступал в дальнейшем. Мой приятель предупреждал меня об очередном госте, и я выбирался из школы через столовку, или через другие-ходы-выходы. А когда я пошел, по рекомендации моей мудрой матушки, заниматься классической борьбой, злобные гости как-то сами собой прекратили свои крестовые походы в мою школу.

Всю свою жизнь мама была человеком творческим, и во мне поощряла творческие порывы. Стоило мне написать какой-нибудь хилый стишок, как она тут же несла его в местную газету. Стоило мне сочинить первую свою песенку, как она тут же организовала запись этого выдающегося образца наивности на местной студии звукозаписи. Слава Богу, этот компромат в виде гнущейся пластиночки куда-то пропал и не вызывает гомерический хохот у нынешних поклонников моего творчества. О, а как мама сурово следила за моими занятиями в музыкальной школе, пресекая все мои попытки бросить это «непацанское дело»!

Именно моя мамуля отправила мои рассказы на республиканский конкурс «Проба пера», победа в котором дала мне возможность поступить вне конкурса на факультет журналистики. Через годы, когда я на какое-то время занялся «зарабатыванием денег», мама меня вызвала на ковер с вопросом: «А как же твои таланты? Ты – творческий человек, бизнес не для тебя, ты превращаешься в обыкновенного человека, лишенного индивидуальности!». Мама никогда не поклонялась золотому тельцу и не уважала торгашей, да и всех людей, лишенных духовности и душевности. «Купи-продаев» много на земле, а по-настоящему творческих людей мало, так что, Слава, неси свой крест!» – говорила она.

Мамуля написала книгу прекрасных рассказов о своем детстве на румынском языке. Один из них даже получил литературную премию среди непрофессиональных писателей в кишиневском журнале «Limba Romana». Рассказ называется «Наша коровка». У семьи конфисковали в общий фонд теплое и животрепещущее существо, которое помогало выживать в трудное время всей семье… У мамы свой стиль жизнеописания – казалось бы, скупой, но такой проникновенный. История трагедии и радости молдавской многодетной семьи в послевоенные годы через восприятие  ребенка…

Если меня спросят, какое качество преобладает в характере моей мамы, я, не колеблясь, скажу – заботливость. Находясь за тысячу километров, я чувствую ее присутствие в моей жизни.  И пусть я до сих пор не написал ни одной песни под названием «Мама», но в каждой моей авторской песне есть и частица ее широкой и красивой души.

P.S. Только через годы я узнал, что моя деятельная мамуля через свою агентурную школьно-педагогическую  сеть вычислила  боксера-уголовника и, как хороший в прошлом волейболист на подаче в студенческой сборной, отметелила его всерьез  и надолго. Не педагогично? Не соглашусь. «За своих нужно стоять горой!». Вот такая у меня мама! Дай Бог здоровья моей любимой боевой матушке!

---