Прошло уже столько лет с тех пор, как не стало мамы, но я и сегодня ощущаю на своих щеках тепло маминых губ, вижу ее воспаленные и увлажненные от радости глаза, ее теплые, мягкие ручки, которые меня обнимают и нежно ласкают. Не могу объяснить эту мощную мою связь с мамой, или мамину – со мной. Кто и что определило судьбу таким образом, что она стала для меня самой мощной и надёжной точкой опоры, наивысшим нравственным символом жизни и всего моего существа, моего творчества. Во мне она нашла наивысшее воплощение любви, смысл всей её жизни, её самой в этом мире. Она посвятила свою жизнь мне, и для этого не жалела ни себя и ничего из своего скромного состояния.
Чтобы получить хотя бы несколько початков кукурузы и, таким образом, выжить самой, спасти от голодной смерти меня и мою бабушку, её мать, она не останавливалась ни перед чем. Даже фамильный ковёр, который она получила в качестве свадебного приданного от своей мамы, был обменен на какие-то крупы и ничего не стоящие послевоенные деньги. Но, благодаря этому, из голода мы выбрались, и я поехал в Кишинёв учиться музыке. Не знаю, почувствовала ли мама во мне будущего музыканта или нет, но любила она меня, по всей вероятности, настолько, что только Верховная сила могла благословить её на такие чувства. Она с облегчением, и от всей души, передала и мне это благословение, эти чувства, оставив на моем челе несколько горячих слезинок, и нежное, как не могла бы произнести на своих волшебных струнах даже скрипка Страдивари, пожелание стать Человеком. Не музыкантом или слесарем, учителем или большим начальником, а Человеком. Так могла сказать только мама. Моя мама.
Я уверен, что, если бы она получила достойное образование (она была вынуждена покинуть сельскохозяйственный техникум из-за страшнейшего голода и нищеты её семьи), её духовный мир раскрылся бы ещё шире, ещё ярче. Она стала бы для многих тем источником духовной силы, который наполнял бы души страждущих, из которого черпали бы уверенность в себе, в свои возможности, в силу духа. Да и окружающие её люди, стали бы и для неё надёжной опорой, потому что так устроен мир, что добро оплачивается добром. И хотя судьба её не миловала, посылая одно тяжёлое испытание за другим, она оставалась человеком мудрым, глубоким, добрым, бескорыстным и безгранично щедрым. Редко можно было слышать её голос со всякими нравоучениями и назиданиями. Мама чаще всего говорила молча, ибо в ее взгляде было столько энергии, столько боли, столько любви, столько нежности, а иногда и упрёка, сколько не может вместить в себе даже огромная Галактика, потому что она сама и есть Галактика – нераспознанная, неразгаданная, таинственная и бесконечная.
Я не знаю, как определить, что такое мама. Думаю, что это самый сильный источник любви, самый сильный объект любви, это начало начал всего, что составляет мир и его бесконечность. Она для нас – голубое звёздное небо, дающее возможность мечтать и стремиться к высотам. Она для нас – океан, который учит искать в нём пути к неизведанным континентам. Она есть солнце, которое даёт всем и всему тепло и свет, чтобы ярче на земле цвели цветы, и мы чётче могли видеть улыбки счастливых своих детей.
… Я вспоминаю 1941 год, 22 июня, когда немецкие самолеты летали на маленькой высоте и строчили из пулеметов по всему, что двигалось. Мама быстро схватила меня на руки, побежала в ближайшие заросли бурьяна перед домом и, прикрывая меня собой, как будто на ней был бронежилет, или она была пуленепроницаемой, смотрела с ужасом на приближающиеся чёрные железные коршуны, и ещё теснее прижимая меня к своей груди. При каждой очередной пулемётной очереди она с содроганием в голосе обращалась к Богу со словами о помощи и спасении. Её как будто не существовало. Она вся была в своём ребёнке. Весь мир вместился в её руках, в её объятиях, слившихся с маленьким существом, которое было воплощением её самой, её жизни. Заложенный природой материнский инстинкт помог ей выстрадать эти страшные минуты на грани жизни и смерти. А когда этот чёрный смертельный рой самолётов отлетел, мама, как мадонна, изображённая на иконах, держала меня у своей груди на левой руке, а правой молитвенно благодарила Господа за спасение.
Ее жизнь прошла в сложнейших условиях, жестоких и несправедливых, которые формировали и её характер, твёрдый и взвешенный, спокойный и решительный. Её мама, моя бабушка Надя, что жила с нами в последние годы еёжизни, осталась вдовой в самом начале первой мировой войны, с шестью маленькими детьми, как говорят, на руках. Моей маме еще предстояло родиться, седьмым ребенком. А там революция и граница на Днестре, которая на долгие годы оторвала бабушку от родного дома, от родителей, что на правом берегу этой несчастной реки. Колючая проволока и бравые пограничники не давали ей возможности хотя бы услышать голоса родных с противоположного берега, узнать об их здоровье, или что ещё страшнее, живы ли они ещё. Да и ветер, как нарочно, коварно уносил её голос на нейтральную полосу сверкающего под лучами солнца Днестра. В тревоге проходили дни и ночи этой семьи, главой которой была бабушка, уроженка Бессарабии, т.е. из-за границы, вражеского государства. То тут, то там, в основном ночью, проходили аресты и отправка невинных людей в неизвестные края Севера и Сибири. В одну из этих страшных ночей появились вооруженные люди в кожаных тужурках и в доме бабушки Нади. Они повалили на пол единственного маминого брата, дядю Петю, и на глазах у всей семьи и маленьких детей связали, притоптывая несчастного ногами и держа наизготовку оружие, увезли навсегда, откуда не возвращаются никогда.
До этого была репрессирована и отправлена в далёкие вятские болота старшая сестра мамы, тётя Олимпиада, с семьёй. Нескольких ее теток и дядей также увезли и от них тоже ни слуха, ни духа. А тут опять война, потеря мужа в самом конце войны, и вдовья жизнь в свои ещё неполные тридцать лет. На фоне страшнейшего голода, тифа и каторжного труда в колхозе, мама, тем не менее, сохраняла силы духа и веру в добро и Божью помощь. За пару собранных колосков пшеницы или неисполнение в срок нормы обработки свеклы или кукурузы, грозила тюрьма до 14 лет. Помнится, как мама укладывала меня спать, а сама ещё долго что-то делала по дому. А утром, когда я просыпался, я видел маму опять на ногах, и массу уже выполненной ею работы. И всё такая же быстрая, энергичная и счастливая. От чего же?.. Видимо, от того, что она всё время в движении, что она всё время работает, и что-то полезное делает, что у неё есть спасённая мама, и есть будущее, это её ребёнок. Да и живёт она. Что ещё!? А я всё спрашиваю себя, когда же спят наши мамы?.. Когда они отдыхают?.. Или они вообще не отдыхают, и им никогда не хочется спать?
Мама, как и сама природа-созидатель, – творец. Она является средоточием миллиардов мельчайших частиц, из которых и состоит жизнь. Она, как эстафету, принимает и передаёт эти частицы своему потомству, чтобы после неё каждая переданная клетка заиграла своим неповторимым звуком, своей неповторимой нотой в этом огромном вселенском органе. Некоторые думают, что если они написали какой-нибудь стишок или песенку, нарисовали кота или зайца в профиль, то уже стали великими творцами. Допустим, что и кот, и заяц, и сама Мона Лиза вышли из-под вашей кисти, но наивысшим творцом, всё-таки, остаётся мама. Потому, что она является созданием Всевышнего. Вряд ли она это осознаёт, но должны знать и понимать это мы, те, которых она родила, которых произвела на свет.
Мне порой кажется, что в меня имплантирована моя мама. Она совершила эту имплантацию ещё до моего рождения, в момент моего зачатия. Я чувствую это, я всё время мысленно общаюсь с ней. Она всё время во мне присутствует, в каждой клетке, в каждом глотке воздуха, который я вдыхаю, начало которому было положено ею, моей мамой.
Мама – это нераспознанный необъятный мир, подобно тому, что начинается с маленькой речушки, протекающей посередине нашего села, огромному красному шару предзакатного солнца и продолжающийся на Млечном пути ночного неба, который мы любопытными глазами наблюдаем в летние вечера. Мама – это безграничная доброта и бесподобная нежность, величие, жертвенность и безмерная жажда жизни.
Мама есть волшебная фея, которая приходит к нам из сказок, и которая учит нас ходить, когда мы это ещё не умеем, учит смеяться и грустить вместе с новыми красивыми игрушками. А когда мы становимся взрослее, учит любить всё хорошее, что нас окружает, учит прощать и радоваться прозрению, учит глубоко вдыхать в свои груди аромат этого прекрасного неповторимого мира. Мама – это бесконечность. Это сама жизнь. Это Женщина. Без неё мы бы не замечали и не радовались восходу и закату солнца, не замечали и не слушали бы журчание пробегающего меж трав извилистого чистого ручейка, не смогли бы восхищаться ни силуэтом стройной и гордой лани, ни грацией и величием белых лебедей. Без неё мы не могли бы понять и объяснить, что означает то состояние, когда по твоему телу пробегают мурашки, когда тебя охватывает неизведанное до сих пор чувство, когда оно тебя подкупает и заставляет идти неизвестно куда, и неизвестно, как; когда хочется делать всё и неизвестно что; когда ты теряешь равновесие и становишься воздушным, невесомым, беспомощным и всемогущим, и ты ещё не осознаёшь, что это пришла к тебе Любовь. Ещё одно неразгаданное таинство, которое, как математическая задача в школьной тетрадке нерадивого ученика, так и останется до конца твоей жизни нерешённой.
Наши мамы расходуют себя, к сожалению, очень быстро. Они пропускают через себя наши заботы, они проживают в своих переживаниях и заботах нашу жизнь со всеми ее взлетами и падениями, радостями и горестями.
Я не перестаю себя спрашивать: а что это за нация – мама? На каком языке она говорит? Откуда она родом, что это за сердце у неё, глаза, голова? Думаю, что она создана из любви, и общается она со всем миром языком любви. О, как не хватает нам знания этого языка! Порой мы прекрасно владеем английским или русским языками, пытаемся разгадывать языки инопланетян, а вот мамин язык зачастую мало понимаем.
Как-то при посещении города Чебоксары я был приятно удивлён, что там на самом видном месте, лицом, обращённым к великой реке Волге, стоит величественный памятник Матери. Я долго смотрел на него и восхищался этим символом всего живого в этом мире, символом нашей бесконечной к ней благодарности и любви, символом жизни на земле, Матери. Это воплощение мирной, беззащитной и всемогущей женщины, перед которой мы склоняем головы.
С уходом из жизни мамы, я потерял Свет в своей музыке. Мне показалось, что мрак навсегда поселился во мне, завладел мной, что с музыкой у меня всё кончено. И лишь много лет спустя я вернулся к образу матери, той, что не сдавалась перед чёрными тучами, той, что смотрела вперёд, в направлении к Солнцу, той, что так сильно любила жизнь и так страстно хотела заставить и меня уверовать в эту любовь. И свет вернулся. Жаль только, что день для меня стал короче. Мама была для меня тайной. С этой тайной она и ушла в иной мир. В день моего рождения.
Помню, как в Москве, на очередном съезде композиторов СССР, кто-то подошёл ко мне и тихо, запутываясь в словах, сообщил на ухо, что позвонили из Кишинёва и передали, что умерла моя мама. Мне как будто отрубили голову, и она покатилась вниз; я почувствовал, как меня покидают силы, и руки начинают свисать к ногам, которые уже совсем обмякли. Меня всего сковал паралич. С трудом, сопровождаемый этим человеком, что принёс мне эту страшную весть, я вышел из зала заседаний в коридор, собственно, в никуда. Что делать, куда идти, и вообще, кто и что я теперь без мамы?! Думаю, что даже медики-анатомы не смогли бы определить состояние не только моей нервной системы, но и перемещение в этот момент всех моих внутренних органов, как бы переставших быть моими. К вечеру я уже прилетел в Кишинёв. На улице бушевала страшная снежная буря, которую не помнили даже, видавшие в своей жизни суровые зимы.
И вот я дома. В этой ситуации я не мог найти себе места, маялся, ходил из одного угла в другой, как вдруг замечаю, что на фортепиано лежит листок чуть пожелтевшей бумаги с каким-то напечатанным на машинке стихотворением. Прочёл и ужаснулся – стихотворение на смерть мамы! И без подписи автора. Спрашиваю своих домашних, кто принёс его. И жена, и дочка недоуменно на меня посмотрели, стараясь вспомнить что-либо, но никто из них так и не смог припомнить, чтобы кто-то что-либо подобное приносил. Более того, сегодня вообще, сказали они, никто к ним не заходил. Да и известие о трагедии поступило всего несколько часов назад. По стилю я узнаю предполагаемого автора, моего большого творческого соратника Григория Виеру. Хотя стихотворение не было подписано, как это он делал всегда. До утра, когда я собирался поехать в село Мокра к маме, было ещё много времени, и я сел за фортепиано с этим печатным стихотворением на пульте инструмента. До этого мне приходилось писать много музыки на стихи поэта Виеру, но то, что было в этих стихах, превосходило все образы и сильные метафоры, ранее написанные этим гениальным автором. «В дом ворвался чёрный ветер и повалил маму наземь; кукушка смотрит в пустое окошко маминого дома и спрашивает, где ты, мама, почему не возвращаешься домой, в дом, который остался сиротой…». Сквозь слёзы я еле-еле укладывал ноты на нотную бумагу. Это вылилось в песню-реквием, которую буквально через несколько дней блестяще исполнила замечательная певица Анастасия Лазарюк. Песню послушал и Григорий Виеру. Я спросил его, как его стихи попали ко мне, и именно в такой день?. Он сказал, что не приносил мне эти стихи. Что он ничего про них не знает. Так ли это? Кто знает?! Загадка. И опять Тайна. Также и мама была для меня тайной. С этой тайной она и ушла в иной мир. Мир праведных.
Я не могу вспомнить произнесённых когда-нибудь мамой слов «не могу», «устала», «отдохнуть», «не хочу». Хотя, конечно, она уставала, и хотелось ей хоть немного отдохнуть. Иногда она брала меня за ручку и шла в село на жок, сельский танец. По дороге приходилось слышать её гордые ответы на вопросы встречных, «кто этот мальчик». Она мелодично, почти нараспев говорила, что это её кавалер и её единственная надежда. Не знаю, насколько я оправдал её надежды, но, думаю, что хоть немного восполнил те страшные мучения, которые пришлось ей испытать. И, сидя на моих концертах в Кремлёвском Дворце съездов, в Большом театре СССР, в Кишинёве, или в родном селе Мокра, на концерте с Ленинградским оркестром под управлением выдающегося музыканта Анатолия Бадхена, она чувствовала себя счастливой, состоявшейся, гордой. Я наблюдал, как гуляли яркие лучики света на набегающих слезинках её широко расставленных глаз. Для меня это тоже было радостно. Это прибавляло мне уверенности и расширяло диапазон моей жизненной партитуры. Я каждую ноту, каждый звук моей музыки сверял с амплитудой вибраций маминой души, маминых нервных клеток, с движением мышц на румяных щеках её лица, которые можно было прочитать как ненаписанную музыку, как движение смычков скрипок во время исполнения образа Джульетты из поэмы Чайковского, как волнение весенних ручейков в лучах солнца и мягкого тёплого ветерка.
Не придумало ещё человечество синонимов, или каких-либо иных словесных аналогов или звукосочетаний для передачи той огромной глубины смысла и значения слова «мама». На всех языках мира. У всех народов нашего огромного земного шара. Хотя слово «мама» не только произносится, но и чувствуется. Инстинктивно. А то и при помощи каких-то особенных, не способных к восприятию человеческим ухом сигналов, в которых заложена особая информация, которая предназначена только для сообщения между мамой и её детёнышем. Тысячи пингвинов носятся по снежным просторам Антарктиды, и казалось, трудно представить себе, как можно найти свою маму заблудившемуся птенцу, или отставшему от стаи его папе – найти свою подругу. Находят. Срабатывают такие рецепторы, которые у человека давно исчезли. У наших мам, правда, они остались, они срабатывают. Особенно в экстремальных условиях. Помню, как мама неожиданно приехала ко мне в город вся взволнованная, чуть не в слезах, потому что ей приснился сон, и я якобы очень сильно заболел. Я действительно болел, но не настолько, чтобы вызывать и расстраивать маму. А сигнал, неизвестно кем посланный, к ней дошёл, она его приняла. Пусть и во сне. Вот это мама!.. А наши братья меньшие не преодолевают сотни километров, чтобы найти своих детёнышей?! Нет, не могу объяснить, что такое мама, этот феномен природы. Да и вряд ли стоит этим заниматься.
Маму надо ставить в ряд со святыми и молиться на неё, да с такой любовью, на которую способен только настоящий человек, чистый душой и помыслами, любящий и украшающий своими поступками и делами этот мир.
Евгений ДОГА