Жемчужину балетной классики «Жизель» на фестивале Марии Биешу представили солисты Национальной оперы Кристина и Алексей Терентьевы, приехав к нам сразу после успешных гастролей в Испании.
Три года назад мне повезло увидеть «Жизель» с Кристиной Терентьевой и уроженцем Молдовы, ныне танцующем в Вене Михаилом Сосновским. И это было нечто потрясающее. Причем, Кристина была намного убедительнее заморского гостя.
— Михаил мой одноклассник по Кишиневу, и он не танцует классические партии. – Отмечает Кристина. — У него в репертуаре больше современная хореография, в «Жизели» он танцевал впервые по нашей с Алешей инициативе.
— У меня впечатление, что эта партия Вам особенно подходит, поэтому и результат такой запоминающийся.
— Я танцую Жизель уже 10 лет, но все равно переживаю, и честно признаюсь, что в ночь перед спектаклем не могла заснуть. Все прокручивала во сне, где на ножку наступить, как посмотреть, преподать образ, чтобы зрителю было естественно с нами, потому что в ХХI веке изменилось отношение к стилю танца.
— Но Вы настолько юная, трепетная, пульсирующая на грани жизни и смерти, что Ваша Жизель кажется ее естественным продолжением в реальной жизни…
— Надеюсь, что я в равной мере справляюсь со всеми своими партиями. Но эта на самом деле символична, потому что она сыграла особую роль в жизни многих великих балерин. Все помнят Ольгу Спесивцеву, которая просто сошла с ума, танцуя эту партию. Великая Анна Павлова стала знаменитой именно благодаря «Жизели». Но я всегда ищу что-то свое в спектакле, потому что копирование мало кому интересно. Поэтому моя Жизель – это Я.
— На фестивале Биешу вы танцевали?
— Дважды «Дон Кихот», и всегда участвовали в Гала-концертах.
— А что значит «Жизель» для Алексея Терентьева?
— Это один из самых трудных спектаклей классического репертуара для ведущего солиста, — поясняет сам танцовщик. — Физически я бы, наверное, сказал, что самый трудный. Плюс это ярко выраженная драматическая роль.
— То есть большое нервное напряжение?
— Эмоции практически натуральные – все пропускаешь через себя и отдаешь в зрительный зал.
— Что для Вас значит фестиваль имени Марии Биешу?
— Ну, это престижно, и возможность пообщаться с приглашенными звездами- коллегами, получить какой-то новый опыт, связи, контакты. И теперь это уже дань памяти Марии Лукьяновне, которой нет с нами, но на фестивале мы вновь ощущаем ее присутствие.
— А что нам ожидать в дальнейшем от Вашей замечательной пары?
— Мы много ездим, даем до 100 спектаклей в год в разных странах. С удовольствием выступаем на родной сцене и надеемся, что театр найдет возможность обновлять репертуар премьерами, в которых так нуждаемся и солисты, и зритель.
Но что же привораживает в этом балете? Почему зритель многократно его посещает? Мне кажется, это душа героини. Я вспомнила Марию Полюдову в этой партии, теперь внимательно наблюдала за Кристиной, и поняла, что в сцене сумасшествия живет незащищенная пульсирующая душа, искренно пытающаяся удержаться за веру в людей. Жизель хватает руками воздух, пытается спастись, сжимая в кулачках пространство тепла и понимания. Но ей некому помочь, и хрупкий мир ее веры разрушается, забирая ее в более защищенный мир видений и призрачных вилис – невест, умерших до свадьбы.
Жизель равнозначна природе творчества – оно живет лишь краткое мгновение, то ускользающее, то осязаемое. Жизель необъяснима, но любима — живой ли, мертвой ли сутью. Не важно. Ведь это Душа, и без нее нет ничего и ничего не нужно.
Кристина Терентьева удивила вот этой пульсацией образа, то лихорадочно волнующего в конце жизни, то тихо замирающего в небытии загробного царства. Знаменитая белая Жизель у Кристины не мертва, она такая же теплая, милая, но чуть замедленная, замирающая в танце в неясной попытке вспомнить нечто, остановить время. И что удивительно, ее замедления лишь зрительны, потому что темп музыки сохраняется прежним, в чем заслуга дирижера из Беларуси Виктора Плоскина, впервые посетившего наш фестиваль.
Альберт-Алексей красив и осознанно метафизичен, особенно во втором действии. Это умный танцовщик, тонкий и сильный в прыжке. Он грустен глубоко и обреченно, но все же тянется к сердцу любимой, хотя и понимает, что дверь загробного мира их пока разделяет. И в этой обреченности они оба спокойны, прекрасны и совершенны как настоящие мастера, уже все доказавшие и живущие только искусством.
Отметим в итоге и Анастасию Хомицкую в партии повелительницы вилис – Мирты. Она хороша в этом образе, строга, грустна и неумолима, словно изваяние из прозрачного мела…
Музыкальный критик (Р. Молдова)
Елена УЗУН
