Один из лучших пианистов мира всегда с гордостью рассказывает о стране, где родился, выучился и состоялся как артист. Несмотря на то, что сегодня Александр Палей много гастролирует и живет сразу в трёх городах- Нью-Йорке, Париже и Вильнюсе, он неизменно, практически каждый год приезжает на родину. «Выловить» Мэтра удаётся не каждому журналисту, но мне повезло и я выслушала его «кишиневскую» историю. В Кишинёве у меня всегда ёкает сердце! Здесь я родился и провел свои детство и юность в окружении самых любящих и дорогих мне людей. Это были счастливые годы на улице Щусева, 149, возле Мединститута. Нашего дома давно не существует, его уничтожило землетрясение 1977 года, но этот тёплый и уютный уголок Кишинева всегда будет жить в моем сердце. Конечно, город сегодня другой, изменились его облик и атмосфера, но он по прежнему утопает в зелени и радует ароматами акаций, лип и и каштанов! Такого, наверное, нет ни в одной столице мира, а я много где побывал… Моя семья оказалась в Кишинёве в 1945 году, сразу после окончания войны. Родители мамы, родом из белорусского Гомеля, вначале были эвакуированы в Казахстан. Затем после освобождения Молдавии, дедушку- очень хорошего бухгалтера, направили на работу в Кишинёв. Папа- коренной одессит, ушел на войну когда ему было всего 16. Вернувшись домой после победы он узнал, что всю его семью расстреляли, в память о родных ему не осталось даже фотографии. Отцу морально тяжело было оставаться в Одессе и он переехал жить в ближайший большой город – Кишинев. Родители познакомились в конце 40-х в первый их день учёбы в Медицинском институте ( В 1945 году в Кишинёв из эвакуации целиком переехал Второй Ленинградский Мед, с сильнейшей профессурой). 1 сентября первокурсник- папа, облаченный в гимнастёрку вошел в аудиторию, увидел маму, и спросил – можно сесть с вами рядом? С тех пор они никогда не расставались, это была настоящая, большая любовь, которую папа и мама пронесли через всю свою жизнь! Родители были врачами от Бога, многие в Кишинёве их очень хорошо знали. Папа и мама невероятно любили музыку, будучи медиками они постоянно сталкивались с человеческим горем и страданиями, поэтому музыка была для них своего рода отдушиной. Эта страсть передалась и мне. С малых лет, побывав у кого-то в гостях я научился играть на рояле, в четыре года уже ходил по пятам за родными, умоляя их купить инструмент. Родители много трудились , отец – участковым- терапевтом, мама –кардиологом в больнице Скорой помощи , работали жившие с нами бабушка и дедушка. Мы не были богачами, но и бедными нас назвать было трудно. И все же для нашей семьи, приобретение фортепиано, стоившего по тем временам каких-то то баснословных денег было очень большой и серьезной покупкой. Папа тогда предупредил меня: Саша, пианино-это не игрушка, если ты решил заниматься, отнесись к этому очень ответственно и серьезно. Я настолько проникся этим его наставлениям, что проводил за инструментом по 10-12 часов. Бабушке пришлось буквально выкидывать меня на улицу, чтобы я хоть немного отдыхал и дышал свежим воздухом. Отдельно хочется рассказать про мою бабушку – Анну Моисеевну. Она была человеком редкой эрудиции, выпускницей исторического факультета Санкт-Петербургского университета, одной из основательниц библиотеки имени Крупской. Заведовала читальным залом. Именно ей я обязан своим всесторонним образованием, любовью к чтению и живописи. Вообще, все члены семьи очень много занимались...
ДалееГеорге ПЕТРАРУ: «Когда-то в Кишинёве я видел …Токио»
История ведущего актёра театра «Eugen Ionesco» – наглядное пособие для тренинга «Как правильно верить в свою мечту». «Заболев» сценой ещё в детстве, сельский мальчишка из скромной семьи, наперекор обстоятельствам, упрямо шёл к своей цели, сумев преодолеть на своём пути немало преград, и … дождаться момента, когда в одном месте сошлись его время и судьба. Мы спросили Народного артиста, каково это посвятить любимому делу целую жизнь? Насколько столица Молдовы подходит творческом людям? И что нужно сделать, чтобы Кишинёв, наконец, стал настоящим театральным городом… Когда я лет в 10 впервые в жизни увидел спектакль, в котором играли профессиональные актеры, я был уверен, что передо мной – небожители, люди с другой Вселенной! В село Рэзэлэй Лазовского (Сынджерейского) района, где я родился, театры с гастролями приезжали регулярно – и бельцкий, и театр Пушкина, и «Luceafărul». К тому же, по радио часто крутили радиопостановки, мы любили слушать их всей семьей. Магия театра прочно запала мне в сердце, я сказал сам себе, что в этой жизни хочу быть только актером и больше никем. Это стало моим наваждением, моей тайной, которою я никому не мог рассказать, боясь, что меня засмеют. И это неудивительно, ведь «масштаб» моей мечты явно не соответствовал окружающей меня действительности. Родители мои были простыми колхозниками, мама тяжело трудилась на табаке. Я ненавидел его запах, он был повсюду. Понимал, чтобы что-то изменить в своей жизни, надо хорошо учиться. Педагоги, односельчане были уверены, что после 10 -го класса, я скорее всего, поступлю на заочное отделение института и выучусь на учителя истории, она мне тоже очень нравилась… Но актёрство уже было у меня в крови, в старших классах я стал участвовать в художественной самодеятельности, и это ещё больше укрепило мою мечту… Однако в 1976 году, когда я закончил школу, актёрского факультета в Кишинёве, в Институте искусств ещё не было. Отец узнал, что при Министерстве культуры в тот год открывались 10-месячные курсы художественных руководителей сельских клубов и я решил, что это именно то, что мне нужно. Колхоз должен был дать мне направление и оплатить обучение, чтобы я потом вернулся и поднимал культурный уровень родного села. Георге Петрару 70-е годы Во время службы в Советской армии Кишинёв, когда я попал туда первый раз в 17 лет, показался мне после Рэзэлэй огромным мегаполисом- чем- то вроде Токио или Нью- Йорка! Большие дома, красивые люди, разноцветные автомобили. Когда папа привез меня в город, устроил на квартиру на Старой Почте и наутро уехал, я заплакал от отчаяния и страха. Мне казалось, что я не справлюсь с «монстром» по имени Кишинёв. Учились мы в городском Доме культуры (сейчас помещение ТЭЦ), куда тяжело было добираться, да и обучение проходило на русском языке, что было для меня двойным стрессом. Со временем, конечно, я ко всему привык, стал ходить в театры, посещать все премьеры. Через год, когда я возвратился в село, я уже считал себя крутым режиссером и даже силами нашего сельского драмкружка поставил пьесу “Chirita in Provintie” по Василе Александри. Спектакль, конечно, был...
ДалееMamaIe. Дом историй, традиций и сказок
… В первый раз мне не повезло – пришла слишком рано, и, понимая, что сегодня мне внутрь уже не попасть, ждали другие дела, с полчаса завороженно вглядывалась в полумрак за окном, где на длинной перекладине вешалки, протянутой куда-то вглубь, зыбкими контурами, едва касаясь нежным батистом друг друга, светлели одна за другой ии. MamaIe переводится как «Мама Рубаха». «Ие» или «ия» – традиционная рубаха, женская, детская, мужская. Забавно, но узнала о MamaIe я не от местных, – от гостьи Кишинева, вышивальщицы из Карелии Ирины, которую в мастерскую привела ее молдавская подруга, всего лишь двумя часами раньше открывшая эту сокровищницу. Так бывает. Ты вроде знаешь этот город, от макушки до пяток, и наоборот, и вдруг на привычном маршруте, совершенно случайно, попадаешь в этакий Косой переулок, среди предсказуемо-правильных новостроев-высоток, вперемежку со старыми зданиями, замершими в ожидании судьбоносных поворотов. И понимаешь: да-да, за этой дверью, с надписями мелом, от руки, «haine», «traditii», «povesti» (одежда, традиции, сказки) можно купить любые волшебные предметы. Или, как вариант, уйти с головой в Историю. В истории – здесь их много. Доамна Ала говорит, что поначалу и в мыслях не было открыть свою лавку чудес. На румынском, или, на молдавском, MamaIe – это творческое ателье, atelier de creatie, очень точное название, передает суть, дух. А все же, это еще и лавка чудес, потому что, куда, или, во что бы не уткнулся взгляд, удивленное «Ах!» гарантировано. И я ей верю: жизнь инженера-химика богата другими приключениями, это, во-первых, а, во-вторых, Ала Чобану рисовала себе спокойные годы на пенсии как-то иначе – дом, муж, дача, внуки, нежели среди воздушных рубах, кокетливых шляпок, жилеток и диванных подушек, тут дошить, здесь переделать, сюда еще немного цикламеновых оттенков… Но эта встреча статной красивой женщины, страстной любительницы Города и знатока его истории, и старинного дома, так или иначе, должна была случиться. Иначе, вряд ли она, доамна Ала, смотрелась бы в интерьере ателье так, словно это под ее внимательным взором, в предвкушении, век с четвертью назад, мастеровые укладывали тяжелый бутовый камень, возводя стену, или, кряхтя, поднимали под потолок длинные дубовые балки… «По документам, этот дом построили в сороковых годах, а по всем признакам, речь идет о 1900-м, – рассказывает Ала. – Я сужу по тому, что, когда мы почистили стены, я увидела, где раньше пролегал уровень дороги. Вот видите здание напротив, на той стороне улицы? Это сейчас оно на одном уровне, а ведь когда-то, чтобы войти в него, нужно было подняться по ступенькам. Каких-то 20 метров расстояния, но оно стояло значительно выше, чем наш дом, – город-то ведь весь в холмах. В 40-м в Молдове произошло очень сильное землетрясение, и много зданий разрушилось, потом была война – и еще часть построек пострадала. Но, зная историю Кишинева, зная, как его строили в разные периоды, можно делать выводы о возрасте тех или иных построек. Именно после 1900-го дороги стали выравнивать, и иначе выкладывать. Здесь раньше была обычная квартира, все зашито – стены, потолок – гипсокартоном, чин-чинарем. Лестницы вниз не...
Далее