ПРОЦЕСС ДИМИТРОВА. От филолога до фотографа

ПРОЦЕСС ДИМИТРОВА. От филолога до фотографа

Наше «сегодня» подсказывает горизонтали. Не карабкаться вверх по одной прямой, не дотянулся – разбился, дотянулся  – а стоило ли так ладони в кровь? Причем, горизонтали кривых, изгибами выносящих то к одному, то к другому берегу, и уже не понять, откуда эти кривые – то ли два конца одной прямой когда-то наивно попытались загнуться в параллели, то ли ломаные линии округлились в углах, растягиваясь в надеждах оседлать себя. Не у всех, конечно, так, – один не понял, другой не сумел.  А третий и понял, и умел, потому что – баловень, если не судьбы, то собственных талантов, про которые понял главное – их не стоит бояться.  И будет тогда взаимность. От этой взаимности родится красота. Такая, что вздохнешь, смирившись: что ж, если и признавать поражения собственных иллюзий, то только на таком контрасте. А если уж совсем просто, то фотографии АЛЕКСАНДРА ДИМИТРОВА – редкая радость в бесконечности ленты, радость, которую так сильно хочется вытащить оттуда, из недр всеядных сетей, смахнуть невесомым шелком брызги сторонних радостей, тени поисков и крики страданий, чтобы ничего не отвлекало – и поставить под солнце. А можно и без него – и так хватит и света, и солнца, и тепла. – Александр, а вот скажите, как филолога занесло в карикатуру? Это была вынужденная необходимость, или это филфак был потому, что в жизни любого человека должен случиться какой-нибудь … филфак, потому что так принято было, а на самом деле, параллельно, с детства, в вас жил художник, с иронией заглядывающий в жизнь? – Видите ли, Инна,  с детства я вечно путаюсь в  каких-то параллелях – сплошные параллельные миры… Мои родители старались дать мне всестороннее образование, от которого я отлынивал в те времена, как только мог. Не без боя в буквальном смысле слова давалась мне музыкальная школа, куда я тащился уныло, получив в качестве отеческого напутствия на дорожку очередную порцию родительского ремня.  Теперь часто вспоминаю слова нашего преподавателя Леонида Имановича Фельдмана: «Сапожники, запомните: когда вы повзрослеете, будете жалеть, что так плохо учились!»  Тогда я не обратил внимания на эти пророческие слова, и, как только окончил музыкальную школу, тут же продал мой великолепный итало-немецкий аккордеон на 96 басов и 12 регистров  «Баркарола». Тогда меня больше увлекала бас-гитара, на которой я играл в школьном ансамбле, поэтому аккордеон не выдерживал никакой конкуренции и был поспешно продан и забыт. О чём я теперь искренне жалею. Хотя, надо отдать должное и бас-гитаре – в течение трёх лет она меня кормила на свадьбах и кумэтриях.  Но Баха и Моцарта я полюбил всё же благодаря моей музыкалке. Другой моей параллелью был спорт.  Мой отец, преподаватель физвоспитания, великолепный волейболист, определил меня в ДЮСШ, где я с удовольствием «волейболил» несколько лет. Но, как известно, природа отдыхает на детях гениев, и больших успехов в волейболе я не достиг.  Зато получил хорошую школу товарищества, коллективной игры, понял, не раз получая по голове мячом, мушкетёрский принцип «один за всех и все за одного». Очень благодарен своему отцу и за то, что он привил...

Далее