Переправа

Константин Старыш не желает нам праздника. Где-то на днях в соцсетях так прямо и сказал: не будет вам «Блестящих», не будет вам Лепса. В общем, в ракурсе «для тела, под слезу» никаких тебе сюрпризов. Константин методично и настойчиво вынуждает вслушаться и вдуматься. Это его стиль.

Прочесть, наконец, «Гамлета» – не к радости профессора по зарубежной литературе, а для себя, если, конечно, в себе еще можно увидеть нужные отражения. Открыть, спустя много лет, Александра Сергеевича Пушкина, – не для отпрыска, дикого для поэзии, а ради личных удивлений – оказывается, этот процесс может стать бесконечным, если, конечно, ты еще способен удивляться. Отыскать у подруги томик Твардовского, если в дикое время, вечные перемены, собственный сборник – ведь он точно был! – затерялся от ненадобности, и по другим, уважительным, и так себе, причинам, и тихим вечером, под сиренью, начать читать «Василия Теркина». Так, как будто в первый раз. В определенном смысле, в первый раз.

– Все-таки, Твардовский… Помнится, на премьере «Пушкин» ты сказал, что в следующий раз, скорее всего…

– Так оно и есть. Одна беда: из гениального «Василия Теркина», в угоду сценарию, пришлось потерять самого Теркина. Потому что, по сюжетной линии, там ничего не выкинешь. Если берешь – то все! Есть постановка 79-го года: Олег Табаков читает поэму, час с лишним.

Представь, в нашем случае взять полностью произведение? Пришлось выжать самые общечеловеческие моменты – о войне, о смерти, о любви, храбрости, подвиге…Поэзия Твардовского «скрепляет» проект. Стихи – мостики к песням, совпадающие с ними по смыслу, настроению. Но канва «Василия Теркина» сохранилась – от начала войны и до Победы.

– Костя, ты не в первый раз делаешь проект ко Дню Победы. Тема настолько широкая, и выбор, как мне кажется, бесконечен. Варианты, кроме Твардовского, были?

– Вариантов вообще не могло быть, хотя, действительно, выбор бесконечен. В фронтовых стихах Твардовского ни миллиграмма пафоса. Разве что единственная фраза «Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы, ради жизни на земле», – которую можно было бы считать пафосной, но это условное наклонение, потому что все – правда, и это те чувства, которые переживали именно в те минуты. Твардовский – фронтовик, писал в окопах, и этот эпос мог закончиться в любой момент. Писал о том, что было так близко, понятно ему и каждому, кто шел через войну. Важно поесть, хочется поспать. Или, к примеру, глава «По дороге на Берлин» – уже каков градус, казалось бы, торжественного, а боец идет в баню. Потому что – помыться бы! Смыть грязь и кровь войны в прямом и переносном смысле. Со всем этим и связан феномен произведения, его огромной популярности у самих бойцов, которые так любили Теркина, так ждали продолжения. Потому что это был рассказ о каждом из них. Эта поэма – о героизме бытовом, и главный человеческий подвиг – выжить. Но у Твардовского здесь и глубокие размышления о природе человеческой. Он говорит: «У войны короткий путь, У любви – далекий». На войне он выбирает любовь, и это так глубоко!

– То есть, в выборе, что это должно быть, и как должно быть…

– … я очень субъективно подхожу! Мы даже с Наташей Анисимовой ругались. Она хотела какой-то публицистики, а я говорю: «Никакой публицистики!». Я понимаю, что первые проекты на эту тему – письма с фронта, журналистские рассказы о ветеранах или о боях, – в том контексте были необходимы. А здесь они не нужны. Говорю, вот мы же делали «Высоцкий. Мой Гамлет» – и там только Высоцкий и Шекспир. Она отвечает: «Так то Шекспир!» – а я ей Твардовского протягиваю, дескать, на, читай. Почитала. Согласилась. Вообще, все ругаются. Я с Наташей, Наташа – с саунд-продюсером Сашей Лесниковым, все вместе – с Тимуром Пантелеевым, талантливым музыкантом и нашим музыкальным продюсером. Это неизбежно, когда делаешь столь масштабный проект. Но компромиссы все-таки чудесным образом находились.

…Правда, там, в проекте есть личный элемент, когда мы переправляемся из Сорок, через Днестр, на Украину, в село Великая Косница, где родился мой отец, и на мемориальной доске высечено имя Константина Захаровича Старыша, брата отца, в честь которого меня и назвали. Там много Старышей в войну погибло…

Но, возвращаясь к Твардовскому. Это же еще и человечище какой! Будучи редактором «Нового мира», он публикует Домбровского, Солженицына. И это была гражданская позиция. И я тебя уверяю, что он стал такой свободной личностью благодаря тому, что он – фронтовик, он принимал решения, и отвечал за свои поступки. Вообще, из войны вышло поколение свободных людей, которые обеспечили оттепель, новый серебряный век в литературе, искусстве.

– Если с поэтической частью вашего музыкально-поэтического проекта все уже понятно, то что с музыкальной составляющей? В прошлый раз музыканты писали музыку к поэзии Пушкина. Сейчас они поют на стихи Твардовского?

– Нет. Нам удалось выстроить канву в чередовании поэзии Твардовского и кавер-версий военных песен. Мне кажется, в эти дни люди должны слушать узнаваемые песни, но и тем, кто их никогда не слышал, то есть, молодым, это должно понравиться, потому что это здоров, современно сыграно, и, надеюсь, они сумеют что-то понять. Это ведь колоссальный пласт – по мелодии, по поэзии, по глубине мысли. Причем, мы поставили своей задачей, не повторять те военные песни, которые звучали в предыдущих проектах. И нам это удалось. 12 песен – и 12 исполнителей.

– Это все те же, с кем вы уже работали?

– Как сказать… Есть некоторые потери, но есть и приобретения. Кто-то по непонятным причинам отказался. Зато мы открыли замечательную молодую группу из Бельц, две новые команды из Кишинева, талантливые очень. Гарри Твердохлеб, известный всем как барабанщик и перкуссионист, запел – и тоже отлично вышло! Кое-где даже получились культурные шедевры – придумано здорово, сделано здорово. Оперная певица Лилия Шаломей исполнила песню Высоцкого, мы ее «обвесили» тяжелым холодным бас-гитарным саундом. А я, наоборот, спел со струнным квартетом. Но, вообще, ни один проект так тяжело не шел.

– В каком смысле?

– Да во всех. Безумное количество препятствий. Мы, к примеру, с большим трудом выкраивали смены звукозаписи, но человек вдруг не приходил – то ли проспал, то ли перебрал… Мы едем снимать в Погребю, в старую, разрушенную со времен войны, церковь, и вдруг прибегает поп, и начинает кричать на нас, обвиняя во всех грехах, мол, мы чуть ли не Пусси Раойт, и он сейчас поднимет все село… А я ему говорю: «Вы лучше подымите село бутылки убрать, и матерные слова стереть со стен». Или, например, мы снимали в одну смену то, что, по объему работы, требовалось бы разбить на две, три, а лучше, четыре смены – стоял очень холодный день, который плавно перешел в холодную ночь, я снимался в одной гимнастерке, в недостроенном здании, сильно замерз, казалось, это никогда не закончится… Долгое время пробивали эфир. Было очень трудно согласовывать графики записи, съемок – ведь все очень заняты, все востребованы, – музыканты, звукорежиссеры, главный режиссер, лучший в стране, – я сейчас о Наташе Анисимовой, оператор-постановщик Женя Дедков – гипервостребован. До последнего на деньги даже намека не было, и мы тратили свои и брали в долг. Вот только недавно этот вопрос решился – нашлись люди доброй воли.

– За границей?

– Здесь, только здесь. Про заграницу даже говорить не хочу, хотя…. Очень хотелось бы! Я не знаю, согласятся ли те, кто нам помог, чтобы мы внесли их в титры, но мы им бесконечно благодарны. А, впрочем, скажу: большую часть финансирования взяла на себя компания «Молдова-Газ».

– А вот любопытно: среди этих людей есть такие, чьи имена удивили бы, учитывая тему – и отношение к ней некоторых?

– Есть неожиданные фамилии.

– Скажи, а не хотелось в какой-то момент махнуть рукой, и бросить все?

– У меня на любом проекте, на каком-то экваторе, есть эта мысль, «кому это, на фиг, нужно?!». Или другое: проделана уже гигантская работа, но как это собрать воедино, чтобы было интересно смотреть, совершенно не ясно. Но это нормально – сомневаться на каждой фазе работы. Эти сомнения позволяют корректировать ее ход, совершенствовать. Сомнений не должно быть только в самом начале: делать или не делать? Конечно, делать!

– Костя, вот вы затеяли этот проект в такое смутное время, когда белое называют черным, и наоборот, и настроения в нашей стране, сам знаешь, какие… Не боишься попасть в списки неблагонадежных? Или тебя на корпоративы не зовут, терять нечего?

– Не зовут (смеется). Нет, я не боюсь на эту тему говорить. Я не знаю, будет ли еще такой проект через пять лет, но сейчас… Знаешь, вот мы снимали финальную сцену: молодые солдатики в касках (спасибо нашей армии, помогли, причем, что с армией хорошо, – если раз договорился, то это железно будет исполнено), полуторка (настоящая, а на ней надпись «Рок – фронту!», мое изобретение), и ветераны сидят… А дождь льет такой!… Солдатики промокшие, ветераны тоже – мы же, как только начинается съемка, зонты убираем… И я к ним подошел, говорю: «Спасибо!». А они – мне: «Это тебе, Костя, спасибо!». Представляешь?! И это так радостно, и позволит пережить очередные оскорбления и гадости в газетах, в комментариях. Вообще, что про меня скажут, мне все равно. Прежде всего, я это для себя сделал.

Есть вещи, которые нельзя интерпретировать. Варианты «а давайте посмотрим с этой стороны, или с этой» не принимаются. Нельзя! Интерпретаторы себе такое позволяют, потому что понимают, что не окажутся в газовой камере. Пока. А все может быть, не дай Бог. Поэтому у нас очень канонический подход к этому вопросу. Скажу еще и другое. Ну, допустим, вы хорошо относитесь к идеям фашизма, национального, этнического превосходства, вы за чистоту расы, и т.д. Допустим…. Но просто поставьте себя на место людей, которые на войне четыре года подряд делали эту работу. Подумайте, каково это – жить с осознанием, что ты воюешь, а у тебя убили семью, и тебя самого могут убить в любую минуту… Но люди ведь как-то в этом всем жили, влюблялись, творили, сочиняли. Война породила какой-то невероятный пласт культуры – в музыке, в поэзии, в романистике, в живописи… То есть, давайте посмотрим, если вам так удобнее, с точки зрения культуры.

– Ты переживаешь о том, как этот проект будет воспринят? В смысле, понравится, или нет?

– Я всегда переживаю, как это будет услышано. Хотя мне лично кажется, эти песни, в том виде, какими они сейчас сделаны, имеют полное право на жизнь. Конечно, чуть бы побольше времени…. Чуть бы побольше денег… Чтобы запустить в небо дрон, как мечтает Наташа, чтобы поставить большую массовку, чтобы на площадке были рельсы, краны… Но уже, знаешь, как получится. Все равно, каждый, кто участвовал в этом проекте, – Наташа, Саша Лесников, Тимур, операторы, солдатики, музыканты, артисты, – уже совершил свой маленький подвиг. А это важно…