Кажется, что Боженька не раз поцеловал это свое творение.  Он отошел на пару шагов назад, присмотрелся, прищурился довольно и снова мягко склонился над темной макушкой младенца.  Я тебе и рифму дам. И краски подарю. И голос.  Бери, что хочешь, Душа моя красивая! Она и взяла.  И продолжает брать. Причем, чаще таланты рожают свои произведения в муках. Как положено. Выносить и потом родить, зарекаясь еще раз, и так – до следующего ребенка. А эта….  Вчера отплясывала на дискотеке, а сегодня – глянь, что на свет Божий пришло! Поэтому с Натальей предельно просто. Все при ней.  Вот ответы, искренне, честно.  В прозе. И в стихах.  И акварели – для иллюстрации, её же.  Если бы мы оформляли наши интервью еще и музыкальным рядом, то она бы и спела, – неужели, Наталья, мы бы Вас не уговорили? Не скрою: каждый раз волнуюсь по поводу реакции героя. В случае с Натальей Новохатней эмоций непредвиденно много, по Сеньке ли шапка? Сенька хорош, но что делать с этим горностаем? При этом, еще одна особенность.  Новохатняя – тот человек, с которым хочется познакомиться воочию, но делать это вовсе не обязательно. Объясню, почему. Обычно оно как – непременно надо удостовериться, не преувеличивает ли соцсеть, собственными глазами просканировать, что то, что нащупалось восьмым чувством, не мираж. Но иногда случаются удивительные знакомства, когда ты – с какого-то кодового слова, или еще чего-то, чего и не понять самой до конца, вдруг ощущаешь себя частью ДРУГОГО. И понимаешь, и принимаешь.  Я точно знаю, кого я увижу.   ххх – Наталья, заглянула в Ваше досье. Столько конкурсов, наград, публикаций в различных изданиях и свои сборники. Как давно Вы в литературе (признаться, на просторах интернета не нашла информации, которая бы дала ясно понять), и с чего все началось, если учесть, что у Вас музыкальное образование? –Всё детство и юность я провела на сцене: танцевала, пела. Между тем, я всегда знала, что буду писать. Мы ведь многое про себя знаем, если не боимся заглядывать внутрь собственной души. Но с писательством я всё тянула. Казалось, впереди полно времени. Но однажды вдруг стало страшно, что будет поздно, и я ничего не успею. Тогда я начала действовать: завела страничку на поэтическом сайте, стала искать единомышленников в реальности. В результате в 2009-м году вышел мой первый поэтический сборник «И вечный блюз». Если учитывать, что я собиралась писать прозу, всё это выглядело нелогично. Но, в конечном итоге, оправдало себя: поэзия и проза находятся в очень тесной связке, и мой подход – через стихи – помог улучшить мой художественный язык. Скоро я приступила и к прозе. Но стихи не бросила. Спустя несколько лет добавилась литературная критика, чего я точно не планировала. Это получилось естественно, как бы само собой. – К слову, об изначальном образовании, которое, по моему разумению, должно было привести на сцену Национального театра оперы и балета. Но – не привело. Почему? Ваша внешность – она такая, характерная для оперной дивы, Вы согласны?)  – Когда-то давно я очень переживала, что...

*** В прелестнейшей южной столице, которой забыть нам нельзя, не спится, не спится, не спится. Как прежде не спится, друзья. Когда в этой южной столице полуночный гомон затих, все видятся милые лица – то сгинут, то вспыхнут зарницей — сквозь сонм вспоминаний ночных. Как божьего ока зеница – в листве виноградной просвет. Здесь молодость длится и длится – наивный шансонный сюжет. К нелепейшей южной столице — опять кто с мошной, кто с сумой — мы как перелётные птицы спешим воротиться домой. Из самой чужой заграницы, смеясь и рыдая навзрыд, мы будем лететь и стремиться к единственной южной столице, которую нам не забыть. Татьяна Захарова   … Зоя уехала из страны восемь лет назад. А мне до сих пор мерещится ее силуэт, – развевающиеся ассиметричные полы кардигана в стиле бохо, красные кожаные ботинки, рыжие кудри из-под клетчатого кепи, – Зоя, уверено вышагивающая каждое утро вдоль раскидистых лип, вверх, куда-то к улице Садовой. С собой брали только самое дорогое.  Дорогое – не в деньгах, а памятное, для души. Картины, например. В уютной Зоиной квартире, от порога до окна лоджии, их было немного, буквально три или четыре. Одна – старый дом на Щусева, все в снегу, только свежевытоптанная узкая тропинка посреди тротуара –- акварель, художник Виталий Грищук, помню этот авторский росчерк. Картина долгое время висела над матовым черным фортепьяно. Зоя очень любила этот пейзаж, – он был, отчасти, про её жизнь. Её и тех, кто здесь родился, рос, разбивал коленки в кровь, играя в догонялки, искал привидения на тропинках среди покрытых мхом старых надгробий Армянского кладбища, воровал зеленые – зубы немели от этой кислоты – абрикосы в соседском саду, сбегал на первые невинные свидания… Тех, кто протаптывал ранним сумрачным утром дорожки после снегопада, не дожидаясь дворников. Тех, кто помнил старые названия улиц, и продолжал который год путаться в новых названиях. Тех, кто писал письма соседям, разъехавшимся в поисках лучшего в шальные 90-е, пронизанные общими воспоминания, «а помните, как тетя Фира из восьмой квартиры варила сливовое варенье во дворе, и намазывала тут же его на широкие ломти белого хлеба всем дворовым детям? А какую вкусную икру из синеньких она делала, самую вкусную, хотя, узбечка Луиза вечно спорила, что баклажаны нужно не печь, а варить, – так они нежнее…». Тех, кому Кишинев пах цветущими персиками в апреле, сладкими липами в июне, чайными розами летом, молодым вином в сентябре, терпкой листвой облетающих деревьев и вечерними кострами осенью, морозной свежестью – зимой… ХХХ «Только одна маленькая просьба. Мы – Антонина и Виталий Грищук, никаких склонений фамилии, хорошо?», – конечно, как скажете, что за вопрос? И мы сознательно, каждый раз, идем на нарушение норм из глубокого уважения к этой паре, которую именно так, не отделяя одного от другого, знают и называют все. Антонина и Виталий Грищук. Художники – Хранители Старого Города. Представляю, как поднимет бровь Виталий, и застенчиво улыбнется Антонина. «Мы – одни из многих», – повторяют они эту фразу на бесчисленные комплименты и лестные эпитеты в...