MamaIe. Дом историй, традиций и сказок

MamaIe. Дом историй, традиций и сказок

… В первый раз мне не повезло – пришла слишком рано, и, понимая, что сегодня мне внутрь уже не попасть, ждали другие дела, с полчаса завороженно вглядывалась в полумрак за окном, где на длинной перекладине вешалки, протянутой куда-то вглубь, зыбкими контурами, едва касаясь нежным батистом друг друга, светлели одна за другой ии. MamaIe переводится как «Мама Рубаха». «Ие» или «ия» – традиционная рубаха, женская, детская, мужская. Забавно, но узнала о MamaIe я не от местных, – от гостьи Кишинева, вышивальщицы из Карелии Ирины, которую в мастерскую привела ее молдавская подруга, всего лишь двумя часами раньше открывшая эту сокровищницу. Так бывает. Ты вроде знаешь этот город, от макушки до пяток, и наоборот, и вдруг на привычном маршруте, совершенно случайно, попадаешь в этакий Косой переулок, среди предсказуемо-правильных новостроев-высоток, вперемежку со старыми зданиями, замершими в ожидании судьбоносных поворотов. И понимаешь: да-да, за этой дверью, с надписями мелом, от руки, «haine», «traditii», «povesti» (одежда, традиции, сказки) можно купить любые волшебные предметы. Или, как вариант, уйти с головой в Историю. В истории – здесь их много. Доамна Ала говорит, что поначалу и в мыслях не было открыть свою лавку чудес. На румынском, или, на молдавском, MamaIe – это творческое ателье, atelier de creatie, очень точное название, передает суть, дух. А все же, это еще и лавка чудес, потому что, куда, или, во что бы не уткнулся взгляд, удивленное «Ах!» гарантировано. И я ей верю: жизнь инженера-химика богата другими приключениями, это, во-первых, а, во-вторых, Ала Чобану рисовала себе спокойные годы на пенсии как-то иначе – дом, муж, дача, внуки, нежели среди воздушных рубах, кокетливых шляпок, жилеток и диванных подушек, тут дошить, здесь переделать, сюда еще немного цикламеновых оттенков… Но эта встреча статной красивой женщины, страстной любительницы Города и знатока его истории, и старинного дома, так или иначе, должна была случиться. Иначе, вряд ли она, доамна Ала, смотрелась бы в интерьере ателье так, словно это под ее внимательным взором, в предвкушении, век с четвертью назад, мастеровые укладывали тяжелый бутовый камень, возводя стену, или, кряхтя, поднимали под потолок длинные дубовые балки… «По документам, этот дом построили в сороковых годах, а по всем признакам, речь идет о 1900-м, – рассказывает Ала. – Я сужу по тому, что, когда мы почистили стены, я увидела, где раньше пролегал уровень дороги. Вот видите здание напротив, на той стороне улицы? Это сейчас оно на одном уровне, а ведь когда-то, чтобы войти в него, нужно было подняться по ступенькам. Каких-то 20 метров расстояния, но оно стояло значительно выше, чем наш дом, – город-то ведь весь в холмах. В 40-м в Молдове произошло очень сильное землетрясение, и много зданий разрушилось, потом была война – и еще часть построек пострадала. Но, зная историю Кишинева, зная, как его строили в разные периоды, можно делать выводы о возрасте тех или иных построек. Именно после 1900-го дороги стали выравнивать, и иначе выкладывать. Здесь раньше была обычная квартира, все зашито – стены, потолок – гипсокартоном, чин-чинарем. Лестницы вниз не...

Далее

Арт-объект в десерте, или Вызовы, боль и соблазны Владиславы

Арт-объект в десерте, или Вызовы, боль и соблазны Владиславы

Не знаю, комплимент ли это, сказать: «Ваше пирожное невозможно есть – оно так прекрасно!», – но однажды я его сделала. В надежде, что дизайнер, что стоит перед кондитером, а, еще точнее, художник, что родил дизайнера, простит, и, может быть, даже согласится. Не вслух, конечно, но в самой глубине своей души.  Лишенная плотоядного взгляда в своем полном безразличии к десертам, восхищенным зрителем, чистым в своих намерениях, я созерцаю, как едва колышется японский шелк, как дышит мягкий велюр, как порхают легкомысленные бабочки и вяжется кружево. Торты – шляпки с вуалью, торты – букеты, нежные, как кружево фаты, или роскошные, для вазы у мраморной колонны, скромные, только что с луга или страстные и многозначительные. Розы, фрезии, крокусы, лилии, незабудки, тюльпаны. Торты – фруктовницы, полные тугого винограда и спелых груш, торты – машины, торты – сцены…   Отчасти, мы с Владиславой Булигиной коллеги. Разница в том, что она берет интервью, чтобы потом ваять – и не подберу иного слова – свой кондитерский шедевр, а я – чтобы писать. Не сравнивая ни в коем случае значимость того или иного результата, рискну все же заявить, что Dolce Vita – она необходима всем. Без исключения. Пусть изредка, пусть в особые минуты, когда ты позволишь себе вплыть, не иначе, в негу поглощающего тебя удовольствия, того самого, к которому нельзя наспех, на пять минут, без предварительной согласованности.  И как тут без ягодного мусса в шоколадном велюре, – части ритуала, что заполняет сладостью момент?..   Владислава, в краткой информации на страничке в фб есть несколько пунктов, по которым можно судить о Вашей творческой биографии. Но там нет художественного училища. Вы его нечаянно упустили? Художественного училища нет от слова «совсем» Когда-то, когда я только перешла во второй класс, я начала ходить в  художественную школу. Стоило больших трудов попасть в нее, и моя мама приложила к тому немало усилий.  Но училась я совсем недолго, чуть больше месяца, потому что вскоре произошел случай, после которого я не вернулась туда. Наш учитель постоянно был на больничном, а тот, кто его заменял, не мог разделить себя между своим классом и нашим, поэтому давал нам задание и шел к своим. Уже само по себе это было не интересно, а однажды мы и вовсе прождали учителя около 30 минут. И я ушла – начинались мои уроки в начальной школе во вторую смену.  А минут через пятнадцать вдруг прибегает за мной одноклассник и в очень неприятной форме сообщает, что учитель ругает меня за отсутствие. Это было так несправедливо! Художественную школу я тут же бросила. Удивлению мамы, если те её чувства можно назвать удивлением, не было границ. Предыдущий вопрос отнюдь не формальный: то, что Вы делаете на кондитерском поле, в моем понимании искусство, только что оно не в скульптуре или на ткани, а реализовано другими материалами. Это врожденное? Приобретенное? Где и когда приобреталось? Откуда Вы и куда шли? Я родилась в Калараше, училась там и первую профессию – педагога – получила там же. Человек я подвижный, поэтому попробовала...

Далее

Хотеть и верить

Хотеть и верить

Её картины всегда глубоки и многослойны. Я помню еще те, с первой выставки 2007-го года, – Лена Томилова, тогда еще Милушкина, была совсем юной. И невероятно взрослой. Маленькая неулыбчивая девочка с серьезными серыми глазами, рядом со своими картинами, в которых солнце комнату заливало так, что я щурилась, а легкий ветер нежно дул в распахнутую дверь, и я видела, как вздрагивает ажурная занавеска . Нынешние ее картины – другого дыхания, что ли. По ним можно не только читать – в них можно жить. Кто знает, что происходит там, в параллельных мирах? Но если бы была возможность выбора, то та реальность, которую предлагает художник Елена Томилова, меня бы лично устроила. Лена называла цикл последних работ «Сказкой в каждом дне», и, знаете, если ваше сердце открыто для того, чтобы ощутить каждой клеточкой  эту сказку, то вы обязательно увидите гладь покоя и гармонии – и себя в ее отражении.  Было бы открыто сердце. – Начну с болезненного вопроса. Мне кажется, что болезненного. Хотя все знакомые мне художники говорят, что им не нужно признание, что имеет значение сам процесс, я думаю, они не договаривают. Предположу, лукавят. Любому артисту нужна отдача, во главе со зрителем. Какое признание тебе нужно. Вот только попрошу честно, потому что обычно ты – немногословный и крайне сдержанный собеседник. Что, Лена? Деньги? Слава? Бесконечные выставки? – Мне нужно все!! )) Нужно, чтобы, как только заходит речь о художественном проекте любого уровня — расписать стену, подарить картину, оформить кафе, сделать этикетку, — сразу всем приходила мысль про меня. Но выставки, наверное, в первую очередь, конечно же, за рубежом. В Швейцарии. Чтобы они сами меня звали, всё оплачивали и ещё и покупали картины. То есть, все эти пункты переплетены и связаны, и все важны. И вот прям очень хочется, чтобы всё это помогало побольше перемещаться по миру) – Лена, знаю ещё, что художники не очень любят, когда кто-то пытается заглянуть к ним в души, считая, что достаточно их картин – и так все понятно, но мне, рассматривая эти твои работы, кажется, что в твоей жизни произошли изменения в мировоззрении. Что такого происходило в твоей жизни? – На самом деле происходило хоть и много, но ничего принципиально нового в плане искусства. Я всегда стремилась примерно к такому направлению, всегда интересовал символизм, атмосферность, волшебство в картинах. Но, конечно, замужество и рождение ребёнка повлияли тоже. Возможно, я просто стала смелее в своих исследованиях, меньше времени стала тратить на другие жанры и научилась выделять главное. – Яблоки на древе познания, храмы и мечети по контуру женской фигуры, город, птицы и рыбы, снова храмы и деревья как храмы, – что я должна, как зритель, непременно понять? Что ты хотела бы сказать, транслировать обязательно? – Я бы не хотела чётких и явных трактовок. Непременно хотелось бы, чтобы зритель уловил атмосферу и прочувствовал многослойность. А смысловая многослойность в картине для меня – это отражение многослойности в реальности, где всегда есть магия. Эту магию я и пытаюсь показать. – Расскажи вообще...

Далее