Между Владивостоком и Москвой удалось его, кажется, ухватить. Федор Евстигнеев летает, взбирается, спускается, бегает по всему миру, навстречу открывающимся красотам, и… И называет Молдову «самой красивой страной». И вот что я думаю: может, пока не полюбишь свое, не сумеешь полюбить – по-настоящему, без экзальтированного восторга туриста на неделю, любой другой уголок? Толкователи имен пишут, что Фёдоры – прекрасные путешественники. И в самом деле – Федор Литке, Федор Алексеенко, Теодор Лаплас, Федор Байков, Теодор Резвой, Федор Конюхов… Фёдор Евстигнеев считает, что ген путешественников течет в жилах любого человека, а выражается уже согласно приоритетам и возможностям. – Фёдор, на одной из Ваших страничек в соцсетях нашла эту цитату: «Вы когда-нибудь замечали, что город – как любимый человек? Он слышит тебя, заботится о тебе, делится с тобой, и ты отдаешь ему то, что у тебя есть, не задумываясь, больше или меньше. И с городом с этим, как с любимым человеком, у тебя отношения. Со взлетами, спадами и, случается, разочарованиями. Контрасты. Но какими бы они ни были, намного важнее то, что на глубине, под переменчивым течением моря. ТАМ ЛЮБОВЬ». Какой же город Вас, Федор, так вдохновил? – Влюбленностей в жизни бывает много, а вот любовь – она одна на весь жизненный путь, по крайне мере, так хочется думать. Но есть одна проблема. Личность человека – она непостоянна, она динамична, соответственно, отношение к той самой любви меняется. Так и с городами. Кажется, вот он, самый лучший, и на всю жизнь, а потом приезжаешь в следующий… И так — бесконечно. Все они хороши, где-то там, чем-то там, но все же…. Остаются в памяти только самые любимые, куда хочется вернуться. Течение моря… Тот город, с которым я бы связал слова выше, – это Киев. Мне кажется иногда, что я его лучше знаю, чем Кишинев. И как бы я не менялся, эмоции из Киева навсегда останутся в моем сердце. Люблю Львов, Брашов, города одной страны, хотя сегодня на карте это разные страны. Очень люблю Амстердам и Куско, Неаполь и Тбилиси, Фенхуан и Цюйфу, теперь уже Владивосток и Дрезден. Синтез впечатлений от всех этих городов и создает впечатления об идеальном городе, о нашем будущем, ради которого хочется жить. А есть города, так себе… Бухарест, Москва, Прага – скорее всего, энергетика этих городов не подходит для меня. Нет, они неплохие, они прекрасны по-своему, но музыка моей души не сошлась с этими городами по нотам! – Вы задумывались над природой свой страсти к путешествиям? Откуда она? Понятно, что нам всем, в той или иной степени, нравится открывать лично, без посредников в виде ТВ или блогов, города и страны. Конечно, любой из нас нуждается в том, чтобы собрать рюкзак. Но у Вас, судя по некоторым признакам, это все же страсть. – Я думаю, она есть в крови у всех, заложенная в генах, с моментов великого переселения народов. Другое дело, что у всех ген странствий выражен по-разному. Кто-то вообще проводит жизнь в постоянных путешествиях. Если бы у меня была возможность, то и...

«а следующий предпочтет сандал не будет водку жрать и материться забудет гольф ради меня станцует брейк морской бриз в его ладонях и на плечах мраморное лицо Будды ликующий маленький старичок восковым посохом ощупывает долину позади козы море и всякая фигня у ног его я думала Икар упал немножко иначе чем на картине Брейгеля женщина в черном зачем на пляже в черном я думала он видит небо а он только берег и тот не весь»   «Помнишь Анжелу, подругу? – мы с ней почти не расставались. Она все время ходила с тетрадью… стихи писала…», – в другой жизни, миллион лет спустя, наконец, всплывает образ. Легкий – едва тронь напряжением памяти, развеется. Помню тетрадь. Длинную юбку. Огромные сине-серые глаза. Да, тогда, в романтичные годы студенчества одного такого тонкого, безмолвного силуэта хватало для того, чтобы чувствовать себя в сонме поэтической богемы журфака под руку с филфаком. А их, начинающих писателей и поэтов, среди нас, будущих простых журналистов, надо заметить, хватало. По крайней мере, для того, чтобы почувствовать контраст: мы – жили, они – парили. Кто-то из них, на каком-то этапе, споткнулся о бренную землю – расстроился на чертово или черствое молчание тех, кто мог бы поддержать;  кто-то заметил, что в заметках и репортажах тоже есть слова, но этот темп ближе;  кто-то вовремя понял, что юношеский идеализм вот-вот себя исчерпает, и исчез – для всех – на горизонте новых собственных планов.   Но были и те, у которых не хватило сил сопротивляться. Иногда они, гонимые собой, садились в поезд и ехали дальше.   «а вдруг я там оставила родных детей и тех кого любила там где-то но не здесь там дом со ставнями наличниками и окна прямо в небо открываются и вот она тоска возьми ее рукой и липкая и вязкая как мед небесный а если и они меня там ждут не ведая о том а в общем полная шиза цветет черемуха»   Анжела Пынзару училась на театроведческом факультете ЛГИТМкК, затем окончила Литературный институт им. М. Горького, и сейчас в справочниках значится как «российский поэт и прозаик». Печатается.  Публикации на румынском во всех значимых изданиях Румынии, а также в румыноязычных изданиях США, Франции, Германии, Швеции. На русском печаталась в журналах: «День и ночь», «Сибирские огни», «Сибирские Афины», «Дети Ра», «Ликбез». В 2007 году рассказ А. Пынзару вошел в длинный список премии «Ясная поляна» фонда имени Льва Толстого. Получает премии. Лауреат Фонда им. В. Астафьева в номинации «проза» за – цитирую – «воздушный стиль и трепетное отношение к персонажам сборника рассказов «Квадратура средней седины».   …В другой жизни, миллион лет спустя, сначала появились две ее дочери, Евгения и Лучия, одна служит в израильской армии, вторая служит в Красноярском театре. Обе с необычайным воодушевлением, без раздумий, согласились незнакомому человеку, то есть, мне, написать в незнакомый им интернет-журнал, о своей маме. Очарованная девушками, с такими знакомыми, из коридоров прошлого, глазами , я уже не смогла бы вежливо промолчать.  Вежливо, но решительно заговорила. Не могу утверждать,  но...