Детство Тони Свалобонене прошло, можно сказать, под террором Незнайки. И не то, чтобы я сейчас сильно шутила. Представьте себе. Малое, несмышленое дитя, считай, пластилин – лепи, чего заблагорассудится, хоть космонавта, хоть повара. Но есть мама, которая – художник, еще и иллюстратор. И иллюстрирует эта мама детские книжки. Первого Незнайку мама Лена Ревуцкая нарисовала, когда Тоне было четыре года. В 6 лет Тоню отправили в «нулевку», что-то типа подготовительного класса при садике: там тоже читали детям Николая Носова. Во втором классе, школы №21, в столовой висел плакат: на нем был нарисована девочка с хвостиками, поедающая оладушки. В углу рядом с типографскими реквизитами красовалась фамилия художницы Елены Ревуцкой.

Предположим, что девочку с оладушками Елена Ревуцкая рисовала с белобрысой натуры, бегающей между эскизами, разбросанными по уютному дому художницы и архитектора на Боюканах. И, конечно, мамой девочка Тоня хвасталась. К тому времени солнечно-радостный Незнайка был знаком каждому ребенку – книги Николая Носова с иллюстрациями Ревуцкой издательства «Тимпул» вышли огромным тиражом и разошлись по всему Советскому Союзу. Дети Тоне завидовали!

Но почему я заговорила о терроре? Конечно, Незнайка был одно сплошное обаяние – но его было не избежать, в силу сложившихся обстоятельств. А ведь маленькой Тоне больше всего на свете нравилось… громко петь, стоя на табуретке, перед гостями. В результате получилось то, что… получилось. А именно – многогранная Тоня, которая пишет картины, разрисовывает камушки, сочиняет песни, поет, подметает Ротонду, расписывает детские беседки, и… пытается вернуть нас друг другу. Пусть даже это приходится ей делать издалека – из не знающей осени апельсиновой Греции. Поэтому по осени Тоня и приезжает домой…

– Расскажи о своем первом художественном опыте. Обои? Шкаф? Помнишь это ощущение, когда ты взяла кисточку. Или это был карандаш?

– На бумаге. В полтора года. Акварель. Красная клякса – мама назвала картину «Яблоки на снегу». Ощущения не помню. Но я до сих пор люблю рисовать непонятно на чём. Например, на одежде. На руках, на ногах, на ботинках. Обои – само собой, это обязательно. Был период принцесс. Как без них? Портреты любила рисовать. Вообще, рисованием никогда не ограничивалась. Мама давала полную свободу. И хорошие краски. Но я использовала любые подручные материалы. Дети в школе быстро поняли, какую пользу можно извлечь из дружеских отношений со мной: часто просили за них рисовать. К примеру, помню, дали задание, «Автопортрет», и я половине класса сделала портреты. Учительница, может, и догадалась, но скандала не было, по крайней мере.

– На всем, любыми подручными материалами. А как поступали с работами? Я ж могу только представить, сколько у тебя их собиралось… А все-таки все не сохранить.

– Какие-то вешали на шкаф: у нас в прихожей стоял такой шкаф длиннющий, и получилась галерея. Что-то – в папки. Какие-то рисунки безжалостно выкидывались в топку. Этим мама занималась.

– Тоня, вот коль мы говорим о детстве, хочу спросить твое мнение: а что стимулирует детское творчество? Кроме, наверное, отсутствия запретов?

– Свобода. Родители. И другие дети тоже. А еще – астрологические аспекты, это точно. Я же увлекаюсь астрологией, и знаю, что любые наши способности нам даны изначально, и глупо требовать виртуозного решения задачек по физике, если тебе звездами петь дано. Что еще? Похвала. Любую, с точки зрения взрослого, фигню, сотворённую ребёнком, нужно хвалить. Вот моя Димитра: сварила я ребёнку макарон. Сама хожу, по Кишинёву тоскую, вдруг смотрю, а Димитра себе макарошки на ноги выкладывает тихо. Настроение сразу поднялось!

Есть, конечно, опасность, что ребенок возомнит себя крайне талантливым. Но тут кому как. Кто-то склонен задирать нос, и такому ребенку важнее критика. Но есть к примеру, дети, которых очень важно хвалить. И когда они вырастают взрослыми, они так же нуждаются в похвале. Я, например, из таких. Меня хвалят – мне хочется ещё и еще творить. Из кнута и пряника мне подходит пряник, и таких, как я, много. И, конечно, важны учителя. У меня была гениальная учительница Татьяна Анатольевна Юркова, очень творческая. Она нам много чего показывала, мы и этикетки делали, и плакаты. Давала волю нам, но учила и основам. Но проучилась я у неё только год. Потом она уехала в Америку… Следующий педагог убивал своей инертностью, и в последующие два года эта учеба в художественной школе стала уже для меня сплошным мучением.

– А вот теперь, я так понимаю, мы ненавязчиво подошли к теме пения на табуретке – любимому занятию. Вопрос: ладно, художество. Оно-то понятно. Родители, наследственность, никуда не денешься. А откуда стихи? Откуда музыка?

– Тоже наследственность. У меня папа стихи пишет, хотя и редко. И в хоре пел целых семь лет. Да и дома родители пели песни, народные в основном. А я подпевала. Говорят, подпевать начала в 4 месяц, и попадала в ноты даже. А стихи писать начала позже. Первый стих написала в 2,5 года. «К бабушке поеду я потом. Сяду на лошадку я верхом. А за нами мишка топает в штанишках». Стихи тоже были частью моего детства. Мама мне их читала постоянно. Сначала Самуил Маршак, затем Агния Барто. Чуковского я тоже любила, но сейчас понимаю, что не всё у него хорошо было… Реально страшные стихи. В смысле, как ужастики.… Но возвращаясь к музыке: в тринадцать-четырнадцать лет я училась игре на гитаре.

– И все-таки, Тоня, ты хорошо подумай: в твоем случае, что первично, стихи или музыка???

– …. Хм…. Нет, не могу. Сложно! Мне кажется, это как в истории с яйцом и курицей: что, все-таки, было раньше? Песня – это союз стихов и музыки. Музыку я тоже рано начала писать. Пела своё, просто не записывали тогда. Моя первая осознанная песня сложилась в 15 лет, о любви и свободе, вообще, она очень удачная получилась, и сейчас не стыдно спеть. «Рыбка из аквариума» называлась: «Она была похожа на рыбку из аквариума, он чем-то смахивал на птицу из клетки. Она любила плавать в своих мечтаньях, а он хотел летать, но крылья были обрезаны…».

– Если говорить о жанре, если попытаться втиснуть тебя в жанр, что, конечно, само по себе авантюра, но все же, то это авторская, или бардовская песня. Исповедь, которую очень хочется произнести громче, чем на ушко одному. И на любителя, согласись.

– Да… я себя так и позиционирую, хотя считаю, что у меня нет конкретного стиля. Есть песни с надрывом, есть лирические, есть детские. Один знакомый назвал меня «Окуджава с сиськами», смеялась долго.Неважно, наверное, как это называется. Мне просто нравится петь. Свои песни, чужие. Наверное, мне бы подошел рок: я пишу всегда от души, от каких-то переживаний, и мне кажется, большинство моих песен органично бы легли в рок аранжировку.

– Есть разные мнения по поводу многообразия проявлений одаренной личности. Одни говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Другие – что настоящий талант может проявиться только в чем-то одном, а все остальное – попытки нащупать свой путь.

– Значит, я еще щупаю… Я не могу, заставить себя что-то делать в одном ключе, мне становится скучно. Всегда всё делаю по порыву души. А, с другой стороны, может, так и надо, во всяком случае, для меня. Природа любого творчества в том, что оно исходит из недр. Творческий стержень и стиль – это разные понятия, и я не могу работать в одном стиле. Может быть, в этом заключается моя актёрская натура?

Хочется разнообразия. Почему я должна заставлять себя, если сегодня я хочу написать портрет углём, а завтра я хочу написать пейзаж маслом… Или сегодня мне пришла песня детская про лошадку, а завтра у меня будет плохое настроение, и это выльется в песню с надрывом, про униформы. Иными словами, я не могу всю жизнь писать про лошадок или, наоборот, про униформы. Всё упирается в порывы моего желания на данный момент.

– Поставим вопрос иначе. Вот как правильно тебя представить, к примеру, человеку, который никогда о тебе не слышал? Художник? Поэтесса? Музыкант? Мастер мягких игрушек – ведь и так, наверное, можно? Кто ты, в первую очередь?

– Ну, не мастер игрушек точно. Творец я, по порыву души. Меня чаще видят художником, я больше ощущаю себя музыкантом, но таковым, наверное, я не являюсь, в том смысле, что у меня нет должного образования. Мои песни нравятся, но я не зарабатываю на них денег. Зарабатываю я дизайном, но дизайнер я меньше всего. Точнее, мне меньше всего хочется быть дизайнером.

– А что тогда для тебя является показателем востребованного?

– Отзывы. Слёзы. Когда я пою песню про клеточку, обычно мамы плачут. Вообще, часто плачут, когда я пою. Моё творчество вдохновляет других и нравится, это я вижу, это и даёт мне возможность творить дальше. Мы уже о похвале. Эмоции зрителя – тоже своего рода похвала. И я не считаю, что деньги – это показатель успешности творца. Хотя, конечно, я бы хотела и зарабатывать, но, может, тогда бы ушла душа?

– С другой стороны, есть множество примеров, когда люди творят от души, и это находит признание, в том числе, и в денежном эквиваленте. Разве это плохо для творчества?

– Не знаю. Когда буду много зарабатывать творчеством, скажу . Конечно, приятно, когда твои работы покупают, а мои работы, хотя и не часто, но покупают. Картины на заказ пишу, камушки расписываю, на стоках работаю, продаю свои векторные картинки.

– А почему дизайн не любишь?

– Не знаю. НЕ мое. Я работала в студии дизайна 6 лет (у Юры Кузнецова), там приобрела опыт полиграфического дизайна. Это был интересный и веселый период. Юра Кузнецов – известная личность. Мне было 18 лет. Сначала я рисовала картинки от руки, быстро научилась работать за компьютером. В основном, делали винные этикетки. Но полиграфия вдохновляет меня меньше всего.

– А картины на заказ нравится писать?

– Гораздо сильнее, если сравнивать. Заказывали, к примеру, велосипед, старую карту. Иногда повторы моих картин. У меня в картинах преобладает сказочный стиль, с принцессками в главной роли: не отошла я от них с детства, видимо. Когда еще в Кишинёве жила, у меня был наивный стиль, близкий к стилю мамы. Здесь, в Греции, тоже сначала продолжила писать в наиве, потом поменяла немного подачу. То есть, дух остался, но не совсем. Наив предполагает многофигурные композиции, а у меня не хватает терпения, как у мамы, вырисовывать детали. … У меня обычно одна-две фигуры на весь холст. Мне нравится работать с фактурой и цветом.

– Но сюжеты все-таки… детские. Почему, не задумывалась? Тебе не говорили о том, что ты слегка застряла в детстве?

– Возможно, я инфантильна, но в меру. Я могу быть жёсткой, принимать серьёзные решения, а могу быть девочкой капризной. Правда, стараюсь не злоупотреблять капризами. Если я тебе отвечу, что это тоже гороскопически предопределено? У меня 5-ый дом самый сильный – дом детей и творчества. Ну, вот поэтому я рисую детские картинки. У моей мамы тоже так, кстати.

– Твои любимые художники?

– Ренуар. Он такой нежный. Из современных художников люблю картины Владимира Любарова. Они как иллюстрации. Евгения Гапчинская, Анна Силивончик. Опять же, все близки по духу наива. А ещё меня часто сравнивают с Шагалом. Хотя я не могу сказать, что прям его поклонница, но мне нравится его юмор. Я тоже стараюсь юмор какой-то в картинках добавить. Была бы моя воля – рисовала карикатуры на холсте. Но в интерьере, конечно, лучше сморятся просто большие цветовые пятна.

– Тоня, вот тут ты говоришь как дизайнер, которого в себе не очень любишь. Разве ж можно художнику говорить о своем творчестве в контексте интерьера?

– Но это же правда! Если хочешь продать картину – думай, как она будет смотреться в интерьере. Если хочешь выплеснуть душу – рисуй для себя. Конечно, далеко не факт, что картину купят. И вообще, если человек хочет себе картину в дом, лучше ее заказывать художнику, под стиль помещения. Это тоже факт, к сожалению. Потому что как бывает: купил себе картину по воле души, но в интерьере она не будет смотреться. Сплошное разочарование. Хотя, наверное, если ты все-таки купил себе работу художника для души, то вопрос согласования с дизайном не стоит.

– А у тебя что висит на стенах?

– Мои картины. Они большие, и хорошо в интерьере смотрятся. Я их не специально рисовала, а просто… Для себя. Люблю тему маскарада – маски, костюмы, люди, что-то неподдельно яркое и веселое. А вот дама с котом – это мамина идея. Мы с ней идеями меняемся иногда. Мама первая нарисовала этот сюжет, я вдохновилась, и пересказала на свой лад. А когда я нарисовала маскарад, настала очередь мамы вдохновиться. А в детстве я иногда ей придумывала сюжеты для иллюстраций.

– Про папу не хочешь рассказать?

– Мой папа – архитектор. С детства он мне рассказывал про историю города, когда мы гуляли по улицам. Думаю, осознанная любовь к городу началась с этих прогулок. Сначала я просто любила город. Ходила по улицам, слушала «Ракетобиль» – самую кишинёвскую группу, у которой самые осенние песни. Ездила в колледж художественный с Боюкан на Ботанику, а иногда даже ходила пешком… Выгуливала собаку в Дендропарке, гуляла с друзьями по Камсику. Думаю, любовь к городу начинается, когда ты подрастаешь… Она начинается в воспоминаниях. Особенно чувство обострилось, когда я уехала в Грецию. Многие скажут, что на расстоянии легче любить, но, знаешь, что я на это отвечу? Только мой муж знает, какой тоской по Кишиневу я мучаюсь. Как я его задолбала фразой «Поехали в Кишинёв»! И я рада, очень рада, что смогла что-то сделать для любимого города. Раньше я просто в нём не сорила. И вдохновлялась им…

– А потом настал период Ротонды?

– А потом, прошлой осенью, когда я приехала в гости, пошли мы к Ротонде, чтобы сфотографироваться. И я увидела, в каком она безобразном состоянии. Вся исписана граффити, в насосной – бомжатник. Очень тяжело стало на душе. Мой папа с детства мне рассказывал про Оркестр, который играл в Ротонде.

Вот и дала клич в интернете, мол, давайте придём и покрасим её. Мой клич заключался не только в том, что бы закрасить надписи, а в том, чтобы сделать это ВМЕСТЕ. Потому что в последнее время наблюдается тенденция разобщения, и от этого тоже тяжело.

– Тоня, я помню еще один клич в фейсбуке, расписать беседки в детдомах. Чудесная идея!

– Идея возникла спонтанно, уже после Ротонды. Подумала, что можно было бы расписать в Кишиневе, что бы приносило радость. Особенно детям. Так и придумалось. И хотелось, опять же, чтобы могли принять участие те желающие, кто не умеет рисовать. Значит, нужно было сделать эскиз, нарисовать контуры – это работа художника. А внутри уже можно кому угодго закрашивать. После публикации идеи откликнулись Саша Подборская Lex Sky. Она художница. Карл Луганов и Резгар Кадро обошли пару учреждений, которые могли стать нашими адресатами.

Сначала пошли во взрослые интернаты. В интернате для глухонемых детей, им сказали: «Нам такого не надо, если хотите помочь – скиньтесь на лампы для слуховых аппаратов». Ребята ответили: «Мы можем сами купить лампы», но директрисса настаивала: «Дайте мне денег, я лучше знаю, что купить». В общем, отсеяли мы этот вариант. В другом интернате тоже как-то вяло отреагировали. И уже в детдоме на Куза Водэ, где малыши до 7 лет, – там обрадовались. Карл начал сбор средств. Сначала расписали две беседки. Эскиз для одной сделала я, для другой – Саша Подборская. Саша же и руководила процессом. Пришли люди и не умеющие рисовать, и весело, и с пользой провели время. Потом сделали ещё три беседки. По-моему, всего пять. Я рада, что идеи находят поддержку, потому что без участия людей идея осталась бы пустым звуком.

– Тоня, наверное, в твой адрес категорически нельзя употреблять какие-либо пафосные выражения – ты с ними несовместима. Но я не могу придумать замену «гражданской позиции». А она у тебя есть. Высокой температуры, и правильных форм. Но вот что любопытно: твои идеи, акции – они специально для Кишинева, Молдовы? Или ты готова реализовывать их на любом пространстве, лишь бы в сердце что-то там замкнуло?

– Я думаю, в первую очередь, для Молдовы. Потому что это любовь. А известно, что мы можем отдавать, только когда истинно любим.

– Продолжим. Вот ты живешь в окрестностях Афин, но говоришь, что лучше тебе творится в Кишиневе. Хотя, по идее, не сравнить накопленную творческую энергетику Греции и Молдовы, в первую очередь, их столиц. У тебя какие-то объяснения есть на этот счет?

– Я думаю, что это связано с тем, что я выросла в Кишинёве, говорю на одном языке с друзьями, понимаю шутки и мышление. Не могу сказать, что греки другие, люди везде одинаковые – они так же плачут, и смеются одинаково. Но вот есть что-то неуловимое, что даёт мне желание творить в Кишинёве, а не в Афинах. Опять же, я очень подзаряжаюсь «посиделками на кухне» в Кишинёве. Чтобы старые песни под гитару, душевные разговоры.

А греческие посиделки отличаются от наших. Или взять прогулки. Я люблю гулять дворами в Кишинёве. Смотреть на чужие балконы, может, мысленно писать картины. Гулять по нашим паркам. Осень люблю. В Греции нет дворов, осени и парков. Здесь мало места для прогулок пеших. Вообще, мне бы очень хотелось много чего сделать в Кишинёве. В Кишинёве бесконечное поле для моей деятельности. Очень хочется поднимать дух людей. Хотя мне некоторые говорят: «Что ты делаешь, зачем ты за это взялась, сиди в своей Греции, и жарь апельсины», ну, вроде того…

Думаю, всё дело в том, где ты вырос. Мы обсуждали эту тему с моей греческой подругой – художницей, и она говорила о том, как её вдохновляют Афины. Что она не смогла бы жить где-то ещё. Думаю, дело в месте, к которому ты генетически привязан. В Афинах есть очень много чего интересного, и, конечно, Афины более развиты, чем Кишинёв, как городская инфраструктура.

Но у меня не возникало желания пока что-то делать в Афинах. Может, потому что для этого есть Афиняне, и их любовь к городу. А я – Кишинёвка, и этим всё сказано. И…. Знаешь, я до сих пор верю в то, что можно построить мир без денег, где все будут делать любимое дело, вместе возделывать поля, строить дома, летать в космос. Просто «Незнайки» в детстве начиталась…

Инна ЖЕЛТОВА

Посмотреть некоторые работы Антонины Свалбонене в нашей галерее…